Я говорил
что-то про высшее общество, про пустоту людей и женщин и, наконец, так
заврался, что остановился на половине слова какой-то фразы, которую не
было никакой возможности кончить.
Даже светская по породе княжна смутилась и с упреком посмотрела на
меня. Я улыбался. В эту критическую минуту Володя, который, заметив, что я
разговариваю горячо, верно желал знать, каково я в разговорах искупаю то,
что не танцую, подошел к нам вместе с Дубковым. Увидав мое улыбающееся
лицо и испуганную мину княжны и услыхав тот ужасный вздор, которым я
кончил, он покраснел и отвернулся. Княжна встала и отошла от меня. Я
все-таки улыбался, но так страдал в эту минуту сознанием своей глупости,
что готов был провалиться сквозь землю и что во что бы то ни стало
чувствовал потребность шевелиться и говорить что-нибудь, чтобы как-нибудь
изменить свое положение. Я подошел к Дубкову и спросил его, много ли он
протанцевал вальсов с ней. Это я будто бы был игрив и весел, но в сущности
умолял о помощи того самого Дубкова, которому я прокричал: "Молчать!" - на
обеде у Яра. Дубков сделал, будто не слышит меня, и повернулся в другую
сторону. Я пододвинулся к Володе и сказал через силу, стараясь дать тоже
шутливый тон голосу: "Ну что, Володя, умаялся?" Но Володя посмотрел на
меня так, как будто хотел сказать: "Ты так не говоришь со мной, когда мы
одни", - и молча отошел от меня, видимо боясь, чтобы я еще не прицепился к
нему как-нибудь.
"Боже мой, и брат мой покидает меня!" - подумал я.
Однако у меня почему-то недостало силы уехать. Я до конца вечера мрачно
простоял на одном месте, и только когда все, разъезжаясь, столпились в
передней и лакей надел мне шинель на конец шляпы, так что она поднялась, я
сквозь слезы болезненно засмеялся и, не обращаясь ни к кому в особенности,
сказал-таки: "Comme c'est gracieux"[*].
[* Как это мило (фр.).]
Глава XXXIX. КУТЕЖ
Несмотря на то, что под влиянием Дмитрия я еще не предавался
обыкновенным студенческим удовольствиям, называемым кутежами, мне
случилось уже в эту зиму раз участвовать в таком увеселении, и я вынес из
него не совсем приятное чувство. Вот как это было. В начале года, раз на
лекции барон З., высокий белокурый молодой человек, с весьма серьезным
выражением правильного лица, пригласил всех нас к себе на товарищеский
вечер. Всех нас - значит всех товарищей более или менее comme il faut
нашего курса, в числе которых, разумеется, не были ни Грап, ни Семенов, ни
Оперов, ни все эти плохонькие господа. Володя презрительно улыбнулся,
узнав, что я еду на кутеж первокурсников; но я ожидал необыкновенного и
большого удовольствия от этого еще совершенно неизвестного мне
препровождения времени и пунктуально в назначенное время, в восемь часов,
был у барона З.
Барон З., в расстегнутом сюртуке и белом жилете, принимал гостей в
освещенной зале и гостиной небольшого домика, в котором жили его родители,
уступившие ему на вечер этого торжества парадные комнаты.
|
|
|
|
