Вообще, подъезжая к дому
Валахиных, я не был влюблен, но, расшевелив в себе старые воспоминания
любви, был хорошо приготовлен влюбиться и очень желал этого; тем более что
мне уже давно было совестно, глядя на всех своих влюбленных приятелей, за
то, что я так отстал от них.
Валахины жили в маленьком, чистеньком деревянном домике, вход которого
был со двора. Дверь отпер мне, по звону в колокольчик, который был тогда
еще большою редкостью в Москве, крошечный, чисто одетый мальчик. Он не
умел или не хотел сказать мне, дома ли господа, и, оставив одного в темной
передней, убежал в еще более темный коридор.
Я довольно долго оставался один в этой темной комнате, в которой, кроме
входа и коридора, была еще одна запертая дверь, и отчасти удивлялся этому
мрачному характеру дома, отчасти полагал, что это так должно быть у людей,
которые были за границей. Минут через пять дверь в залу отперлась изнутри
посредством того же мальчика, и он провел меня в опрятную, но небогатую
гостиную, в которую вслед за мною вошла Сонечка.
Ей было семнадцать лет. Она была очень мала ростом, очень худа и с
желтоватым, нездоровым цветом лица. Шрамов на лице не было заметно
никаких, но прелестные выпуклые глаза и светлая, добродушно веселая улыбка
были те же, которые я знал и любил в детстве. Я совсем не ожидал ее такою
и поэтому никак не мог сразу излить на нее то чувство, которое приготовил
дорогой. Она подала мне руку по английскому обычаю, который был тогда
такая же редкость, как и колокольчик, пожала откровенно мою руку и усадила
подле себя на диване.
- Ах, как я рада вас видеть, милый Nicolas, - сказала она, вглядываясь
мне в лицо с таким искренним выражением удовольствия, что в словах "милый
Nicolas" я заметил дружеский, а не покровительственный тон. Она, к
удивлению моему, после поездки за границу была еще проще, милее и
родственнее в обращении, чем прежде. Я заметил два маленькие шрама около
носу и на брови, но чудесные глаза и улыбка были совершенно верны с моими
воспоминаниями и блестели по-старому.
- Как вы переменились! - говорила она, - совсем большой стали. Ну, а я
- как вы находите?
- Ах, я бы вас не узнал, - отвечал я, несмотря на то, что в это самое
время думал, что я всегда бы узнал ее. Я чувствовал себя снова в том
беспечно веселом расположении духа, в котором я пять лет тому назад
танцевал с ней гросфатер на бабушкином бале.
- Что ж, я очень подурнела? - спросила она, встряхивая головкой.
- Нет, совсем нет; выросли немного, старше стали, - заторопился я
отвечать, - но напротив... и даже...
- Ну, да все равно; а помните наши танцы, игры, St. - Jerome'а, madame
Dorat? (Я не помнил никакой madame Dorat; она, видно, увлекалась
наслаждением детских воспоминаний и смешивала их.) Ах, славное время было,
- продолжала она, и та же улыбка, даже лучше той, которую я носил в
воспоминании, и все те же глаза блестели передо мною. В то время как она
говорила, я успел подумать о том положении, в котором я находился в
настоящую минуту, и решил сам с собою, что в настоящую минуту я был
влюблен.
|
|
|
|
