Эти были
большей частью знакомы между собой, говорили громко, по имени и отчеству
называли профессоров, тут же готовили вопросы, передавали друг другу
тетради, шагали через скамейки, из сеней приносили пирожки и бутерброды,
которые тут же съедали, только немного наклонив голову на уровень лавки.
И, наконец, третьего рода экзаменующиеся, которых, впрочем, было немного,
были совсем старые, во фраках, но большей частью в сюртуках и без видимого
белья. Эти держали себя весьма серьезно, сидели уединенно и имели вид
очень мрачный. Тот, который утешил меня тем, что наверно был одет хуже
меня, принадлежал к этому последнему роду. Он, облокотившись на обе руки,
сквозь пальцы которых торчали всклокоченные полуседые волосы, читал в
книге и, только на мгновенье взглянув на меня не совсем доброжелательно
своими блестящими глазами, мрачно нахмурился и еще выставил в мою сторону
глянцевитый локоть, чтоб я не мог подвинуться к нему ближе. Гимназисты,
напротив, были слишком общительны, и я их немножко боялся. Один, сунув мне
в руку книгу, сказал: "Передайте вон ему"; другой, проходя мимо меня,
сказал: "Пустите-ка, батюшка"; третий, перелезая через лавку, уперся на
мое плечо, как на скамейку. Все это мне было дико и неприятно; я считал
себя гораздо выше этих гимназистов и полагал, что они не должны были
позволять себе со мною такой фамильярности. Наконец начали вызывать
фамилии; гимназисты выходили смело и отвечали большей частью хорошо,
возвращались весело; наша братья робела гораздо более, да и, как кажется,
отвечала хуже. Из старых некоторые отвечали превосходно, другие очень
плохо. Когда вызвали Семенова, то мой сосед с седыми волосами и блестящими
глазами, грубо толкнув меня, перелез через мои ноги и пошел к столу. Как
было заметно по виду профессоров, он отвечал отлично и смело.
Возвратившись к своему месту, он, не узнавая о том, сколько ему поставили,
спокойно взял свои тетрадки и вышел. Уж несколько раз я содрогался при
звуке голоса, вызывающего фамилии, но еще до меня не доходила очередь по
алфавитному списку, хотя уже вызывали фамилии, начинающиеся с К. "Иконин и
Теньев", вдруг прокричал кто-то из профессорского угла. Мороз пробежал у
меня по спине и в волосах.
- Кого звали? Кто Бартеньев? - заговорили вокруг меня.
- Иконин, иди, тебя зовут; да кто же Бартеньев, Морденьев? я не знаю,
признавайся, - говорил высокий румяный гимназист, стоявший за мной.
- Вам, - сказал St. - Jerome.
- Моя фамилия Иртеньев, - сказал я румяному гимназисту. - Разве
Иртеньева звали?
- Ну, да; что ж вы нейдете?.. Вишь, какой франт! - прибавил он не
громко, но так, что я слышал его слова, выходя из-за скамейки. Впереди
меня шел Иконин, высокий молодой человек лет двадцати пяти, принадлежавший
к третьему роду, старых. На нем был оливковый узенький фрак, атласный
синий галстук, на котором лежали сзади длинные белокурые волосы, тщательно
причесанные a la мужик.
|
|
|
|
