Вслед за
тем я, расхаживая по комнате, начал размышлять почему-то о том, что Дубков
вовсе не хороший человек. "И что за вечные шутки и название "дипломат" -
ничего тут любезного нет. Ему бы только обыгрывать Володю да ездить к
тетушке какой-то... И ничего нет в нем приятного. Все что ни скажет,
солжет, или пошлость какая-нибудь, и вечно тоже хочет насмехаться. Мне
кажется, он просто глуп, да и дурной человек". В таких-то размышлениях я
провел минут пять, все более и более чувствуя почему-то враждебное чувство
к Дубкову. Дубков же не обращал на меня внимания, это злило меня еще
более. Я даже сердился на Володю и на Дмитрия за то, что они с ним
разговаривают.
- Знаете что, господа? надо дипломата водой облить, - сказал вдруг
Дубков, взглянув на меня с улыбкой, которая мне показалась насмешливою и
даже предательскою, - а то он плох! Ей-богу, он плох!
- И вас надо облить, сами вы плохи, - отвечал я, злостно улыбаясь и
забыв даже, что ему говорил "ты".
Этот ответ, должно быть, удивил Дубкова, но он равнодушно отвернулся от
меня и продолжал разговаривать с Володей и Дмитрием.
Я попробовал было присоединиться к их беседе, но чувствовал, что
решительно не мог притворяться, и снова удалился в свой угол, где и пробыл
до самого отъезда.
Когда расплатились и стали надевать шинели, Дубков обратился к Дмитрию:
- Ну, а Орест и Пилад куда поедут? верно, домой беседовать о любви: то
ли дело мы, проведаем милую тетушку, - лучше вашей кислой дружбы.
- Как вы смеете говорить, смеяться над нами? - заговорил я вдруг,
подходя к нему очень близко и махая руками, - как вы смеете смеяться над
чувствами, которых не понимаете? Я вам этого не позволю. Молчать! -
закричал я и сам замолчал, не зная, что говорить дальше, и задыхаясь от
волнения. Дубков сначала удивился; потом хотел улыбнуться и принять это в
шутку, но, наконец, к моему великому удивлению, испугался и опустил глаза.
- Я вовсе не смеюсь над вами и вашими чувствами, я так только говорю, -
сказал он уклончиво.
- То-то!- закричал я, но в это же самое время мне стало совестно за
себя и жалко Дубкова, красное, смущенное лицо которого выражало истинное
страдание.
- Что с тобой? - заговорили вместе Володя и Дмитрий. - Никто тебя не
хотел обижать.
- Нет, он хотел оскорбить меня.
- Вот отчаянный господин твой брат, - сказал Дубков в то самое время,
когда он уже выходил из двери, так что не мог бы слышать того, что я
скажу.
Может быть, я бросился бы догонять его и наговорил бы ему еще
грубостей, но в это время тот самый лакей, который присутствовал при моей
истории с Колпиковым, подал мне шинель, и я тотчас же успокоился,
притворяясь только перед Дмитрием рассерженным настолько, насколько это
было необходимо, чтоб мгновенное успокоение не показалось странным. На
другой день мы с Дубковым встретились у Володи, не поминали об этой
истории, но остались на "вы", и смотреть друг другу в глаза стало нам еще
труднее.
|
|
|
|
