Любовь Сергеевна чрезвычайно религиозна, надо тебе сказать, и
понимает совершенно Ивана Яковлевича. Она часто ездит к нему, беседует с
ним и дает ему для бедных деньги, которые сама вырабатывает. Она
удивительная женщина, ты увидишь. Ну, и я ездил с ней к Ивану Яковлевичу и
очень благодарен ей за то, что видел этого замечательного человека. А
матушка никак не хочет понять этого, видит в этом суеверие. И вчера у меня
с матушкой в первый раз в жизни был спор, и довольно горячий, - заключил
он, сделав судорожное движение шеей, как будто в воспоминание о чувстве,
которое он испытывал при этом споре.
- Ну, и как же ты думаешь? то есть как, когда ты воображаешь, что
выйдет... или вы с нею говорите о том, что будет и чем кончится ваша
любовь или дружба? - спросил я, желая отвлечь его от неприятного
воспоминания.
- Ты спрашиваешь, думаю ли я жениться на ней? - спросил он меня, снова
краснея, но смело, повернувшись, глядя мне в лицо.
"Что ж в самом деле, - подумал я, успокаивая себя, - это ничего, мы
большие два друга, едем в фаэтоне и рассуждаем о нашей будущей жизни.
Всякому даже приятно бы было теперь со стороны послушать и посмотреть на
нас".
- Отчего ж нет? - продолжал он после моего утвердительного ответа, -
ведь моя цель, как и всякого благоразумного человека, - быть счастливым и
хорошим, сколько возможно; и с ней, ежели только она захочет этого, когда
я буду совершенно независим, я с ней буду и счастливее и лучше, чем с
первой красавицей в мире.
В таких разговорах мы и не заметили, как подъезжали к Кунцеву, - не
заметили и того, что небо заволокало и собирался дождик. Солнце уже стояло
невысоко, направо, над старыми деревьями кунцевского сада, и половина
блестящего красного круга была закрыта серой, слабо просвечивающей тучей;
из другой половины брызгами вырывались раздробленные огненные лучи и
поразительно ярко освещали старые деревья сада, неподвижно блестевшие
своими зелеными густыми макушками еще на ясном, освещенном месте лазури
неба. Блеск и свет этого края неба был резко противоположен лиловой
тяжелой туче, которая залегла перед нами над молодым березником,
видневшимся на горизонте.
Немного правее виднелись уже из-за кустов и дерев разноцветные крыши
дачных домиков, из которых некоторые отражали на себе блестящие лучи
солнца, некоторые принимали на себя унылый характер другой стороны неба.
Налево внизу синел неподвижный пруд, окруженный бледно-зелеными ракитами,
которые темно отражались на его матовой, как бы выпуклой поверхности. За
прудом, по полугорью, расстилалось паровое чернеющее поле, и прямая линия
ярко-зеленой межи, пересекавшей его, уходила вдаль и упиралась в свинцовый
грозовый горизонт. С обеих сторон мягкой дороги, по которой мерно
покачивался фаэтон, резко зеленела сочная уклочившаяся рожь, уж кое-где
начинавшая выбивать в трубку. В воздухе было совершенно тихо и пахло
свежестью; зелень деревьев, листьев и ржи была неподвижна и необыкновенно
чиста и ярка.
|
|
|
|
