Несправедливость эта до такой степени сильно подействовала на меня
тогда, что, ежели бы я был свободен в своих поступках, я бы не пошел
больше экзаменоваться. Я потерял всякое честолюбие (уже нельзя было и
думать о том, чтоб быть третьим), и остальные экзамены я спустил без
всякого старания и даже волнения. В общем числе у меня было, однако,
четыре с лишком, но это уже вовсе не интересовало меня; я сам с собою
решил и доказал это себе весьма ясно, что чрезвычайно глупо и даже mauvais
genre[*] стараться быть первым, а надо так, чтоб только ни слишком дурно,
ни слишком хорошо, как Володя. Этого я намерен был держаться и впредь в
университете, несмотря на то, что в этом случае я в первый раз расходился
в мнениях с своим другом.
[* дурной тон (фр.).]
Я думал уже только о мундире, трехугольной шляпе, собственных дрожках,
собственной комнате и, главное, о собственной свободе.
Глава XIII. Я БОЛЬШОЙ
Впрочем, и эти мысли имели свою прелесть.
Восьмого мая, вернувшись с последнего экзамена, закона божия, я нашел
дома знакомого мне подмастерье от Розанова, который еще прежде приносил на
живую нитку сметанные мундир и сюртук из глянцевитого черного сукна с
отливом и отбивал мелом лацкана, а теперь принес совсем готовое платье, с
блестящими золотыми пуговицами, завернутыми бумажками.
Надев это платье и найдя его прекрасным, несмотря на то, что St. -
Jerome уверял, что спинка сюртука морщила, я сошел вниз с самодовольной
улыбкой, которая совершенно невольно распускалась на моем лице, и пошел к
Володе, чувствуя и как будто не замечая взгляды домашних, которые из
передней и из коридора с жадностью были устремлены на меня. Гаврило,
дворецкий, догнал меня в зале, поздравил с поступлением, передал, по
приказанию папа, четыре беленькие бумажки и сказал, что, тоже по
приказанию папа, с нынешнего дня кучер Кузьма, пролетка и гнедой Красавчик
в моем полном распоряжении. Я так обрадовался этому почти неожиданному
счастью, что никак не мог притвориться равнодушным перед Гаврилой и,
несколько растерявшись и задохнувшись, сказал первое, что мне пришло в
голову, - кажется, что "Красавчик отличный рысак". Взглянув на головы,
которые высовывались из дверей передней и коридора, не в силах более
удерживаться, рысью побежал через залу в своем новом сюртуке с блестящими
золотыми пуговицами. В то время как я входил к Володе, за мной послышались
голоса Дубкова и Нехлюдова, которые приехали поздравить меня и предложить
ехать обедать куда-нибудь и пить шампанское в честь моего вступления.
Дмитрий сказал мне, что он, хотя и не любит пить шампанское, нынче поедет
с нами, чтобы выпить со мною на Ты; Дубков сказал, что я почему-то похож
вообще на полковника; Володя не поздравил меня и весьма сухо только
сказал, что теперь мы послезавтра можем ехать в деревню. Как будто, хотя
он был и рад моему поступлению, ему немножко неприятно было, что теперь и
я такой же большой, как и он.
|
|
|
|
