Кое-как сделав страшное усилие над собою, я встал, но уже
не был в состоянии поклониться, и, выходя, провожаемый взглядами
соболезнования матери и дочери, зацепил за стул, который вовсе не стоял на
моей дороге, - но зацепил потому, что все внимание мое было устремлено на
то, чтобы не зацепить за ковер, который был под ногами. На чистом воздухе,
однако, - подергавшись и помычав так громко, что даже Кузьма несколько раз
спрашивал: "Что угодно?" - чувство это рассеялось, и я стал довольно
спокойно размышлять об моей любви к Сонечке и о ее отношениях к матери,
которые мне показались странны. Когда я потом рассказывал отцу о моем
замечании, что Валахина с дочерью не в хороших отношениях, он сказал:
[* поверенным по делам (фр.).]
- Да, она ее мучит, бедняжку, своей страшной скупостью, и странно, -
прибавил он с чувством более сильным, чем то, которое мог иметь просто к
родственнице. - Какая была прелестная, милая, чудная женщина! Я не могу
понять, отчего она так переменилась. Ты не видел там, у ней, ее секретаря
какого-то? И что за манера русской барыне иметь секретаря? - сказал он,
сердито отходя от меня.
- Видел, - отвечал я.
- Что, он хорош собой по крайней мере?
- Нет, совсем нехорош.
- Непонятно, - сказал папа и сердито подергал плечом и покашлял. "Вот я
и влюблен", - думал я, катясь далее в своих дрожках.
Глава XIX. КОРНАКОВЫ
Второй визит по дороге был к Корнаковым. Они жили в бельэтаже большого
дома на Арбате. Лестница была чрезвычайно парадна и опрятна, но не
роскошна. Везде лежали полосушки, прикрепленные чисто-начисто вычищенными
медными прутами, но ни цветов, ни зеркал не было. Зала, через светло
налощенный пол которой я прошел в гостиную, была также строго, холодно и
опрятно убрана, все блестело и казалось прочным, хотя и не совсем новым,
но ни картин, ни гардин, никаких украшений нигде не было заметно.
Несколько княжон были в гостиной. Они сидели так аккуратно и праздно, что
сейчас было заметно: они не так сидят, когда у них не бывает гостя.
- Maman сейчас выйдет, - сказала мне старшая из них, подсев ко мне
ближе. С четверть часа эта княжна занимала меня разговором весьма свободно
и так ловко, что разговор ни на секунду не умолкал. Но уж слишком заметно
было, что она занимает меня, и поэтому она мне не понравилась. Она
рассказала мне между прочим, что их брат Степан, которого они звали Этьен
и которого года два тому назад отдали в Юнкерскую школу, был уже
произведен в офицеры. Когда она говорила о брате и особенно о том, что он
против воли maman пошел в гусары, она сделала испуганное лицо, и все
младшие княжны, сидевшие молча, сделали тоже испуганные лица; когда она
говорила о кончине бабушки, она сделала печальное лицо, и все младшие
княжны сделали то же; когда она вспомнила о том, как я ударил St. -
Jerome'а и меня вывели, она засмеялась и показала дурные зубы, и все
княжны засмеялись и показали дурные зубы.
|
|
|
|
