Я усвоил себе жест молодого
человека и часто жалел о том, что некому из посторонних посмотреть, как я
играю. Но скоро Лист и Калькбренер показались мне не по силам, и я увидел
невозможность догнать Катеньку. Вследствие этого, вообразив себе, что
классическая музыка легче, и отчасти для оригинальности, я решил вдруг,
что я люблю ученую немецкую музыку, стал приходить в восторг, когда
Любочка играла "Sonate Pathetique", несмотря на то, что, по правде
сказать, эта соната давно уже опротивела мне до крайности, сам стал играть
Бетховена и выговаривать Бееетховен. Сквозь всю эту путаницу и
притворство, как я теперь вспоминаю, во мне, однако, было что-то вроде
таланта, потому что часто музыка делала на меня до слез сильное
впечатление, и те вещи, которые мне нравились, я кое-как умел сам без нот
отыскивать на фортепьяно; так что, ежели бы тогда кто-нибудь научил меня
смотреть на музыку, как на цель, как на самостоятельное наслаждение, а не
на средство прельщать девиц быстротой и чувствительностью своей игры,
может быть я бы сделался действительно порядочным музыкантом.
[* Аранжированные (фр.).]
[** "Патетическая соната (фр.).]
Чтение французских романов, которых много привез с собой Володя, было
другим моим занятием в это лето. В то время только начинали появляться
Монтекристы и разные "Тайны", и я зачитывался романами Сю, Дюма и Поль де
Кока. Все самые неестественные лица и события были для меня так же живы,
как действительность, я не только не смел заподозрить автора во лжи, но
сам автор не существовал для меня, а сами собой являлись передо мной, из
печатной книги, живые, действительные люди и события. Ежели я нигде не
встречал лиц, похожих на те, про которых я читал, то я ни секунды не
сомневался в том, что они будут.
Я находил в себе все описываемые страсти и сходство со всеми
характерами, и с героями, и с злодеями каждого романа, как мнительный
человек находит в себе признаки всех возможных болезней, читая медицинскую
книгу. Нравились мне в этих романах и хитрые мысли, и пылкие чувства, и
волшебные события, и цельные характеры: добрый, так уж совсем добрый;
злой, так уж совсем злой, - именно так, как я воображал себе людей в
первой молодости; нравилось очень, очень много и то, что все это было
по-французски и что те благородные слова, которые говорили благородные
герои, я мог запомнить, упомянуть при случае в благородном деле. Сколько я
с помощью романов придумал различных французских фраз для Колпикова, ежели
бы я когда-нибудь с ним встретился, и для нее, когда я ее, наконец,
встречу и буду открываться ей в любви! Я приготовил им сказать Такое, что
они погибли бы, услышав меня. На основании романов у меня даже составились
новые идеалы нравственных достоинств, которых я желал достигнуть. Прежде
всего я желал быть во всех своих делах и поступках "noble" (я говорю
noble, а не благородный, потому что французское слово имеет другое
значение, что поняли немцы, приняв слово nobel и не смешивая с ним понятия
ehrlich[*]), потом быть страстным и, наконец, к чему у меня и прежде была
наклонность, быть как можно более comme il faut.
|
|
|
|
