Глава XXII. ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР С МОИМ ДРУГОМ
Теперешний разговор наш происходил в фаэтоне на дороге в Кунцево.
Дмитрий отсоветовал мне ехать утром с визитом к своей матери, а заехал за
мной после обеда, чтоб увезти на весь вечер, и даже ночевать, на дачу, где
жило его семейство. Только когда мы выехали из города и грязно-пестрые
улицы и несносный оглушительный шум мостовой заменились просторным видом
полей и мягким похряскиванием колес по пыльной дороге и весенний пахучий
воздух и простор охватил меня со всех сторон, только тогда я немного
опомнился от разнообразных новых впечатлений и сознания свободы, которые в
эти два-дня совершенно меня запутали. Дмитрий был общителен и кроток, не
поправлял головой галстука, не подмигивал нервически и не зажмуривался; я
был доволен теми благородными чувствами, которые ему высказал, полагая,
что за них он совершенно простил мне мою постыдную историю с Колпиковым,
не презирает меня за нее, и мы дружно разговорились о многом таком
задушевном, которое не во всяких условиях говорится друг другу. Дмитрий
рассказывал мне про свое семейство, которого я еще не знал, про мать,
тетку, сестру и ту, которую Володя и Дубков считали пассией моего друга и
называли рыженькой. Про мать он говорил с некоторой холодной и
торжественной похвалой, как будто с целью предупредить всякое возражение
по этому предмету; про тетку он отзывался с восторгом, но и с некоторой
снисходительностью; про сестру он говорил очень мало и как будто бы
стыдясь мне говорить о ней; но про рыженькую, которую по-настоящему звали
Любовью Сергеевной и которая была пожилая девушка, жившая по каким-то
семейным отношениям в доме Нехлюдовых, он говорил мне с одушевлением.
- Да, она удивительная девушка, - говорил он, стыдливо краснея, но тем
с большей смелостью глядя мне в глаза, - она уж не молодая девушка, даже
скорей старая, и совсем нехороша собой, но ведь что за глупость,
бессмыслица - любишь красоту! - я этого не могу понять, так это глупо (он
говорил это, как будто только что открыл самую новую, необыкновенную
истину), а такой души, сердца и правил... я уверен, не найдешь подобной
девушки в нынешнем свете (не знаю, от кого перенял Дмитрий привычку
говорить, что все хорошее редко в нынешнем свете, но он любил повторять
это выражение, и оно как-то шло к нему). Только я боюсь, - продолжал он
спокойно, совершенно уже уничтожив своим рассуждением людей, которые имели
глупость любить красоту, - я боюсь, что ты не поймешь и не узнаешь ее
скоро: она скромна и даже скрытна, не любит показывать свои прекрасные,
удивительные качества. Вот матушка, которая, ты увидишь, прекрасная и
умная женщина, - она знает Любовь Сергеевну уже несколько лет и не может и
не хочет понять ее. Я даже вчера... я скажу тебе, отчего я был не в духе,
когда ты у меня спрашивал. Третьего дня Любовь Сергеевна желала, чтоб я
съездил с ней к Ивану, Яковлевичу, - ты слышал, верно, про Ивана
Яковлевича, который будто бы сумасшедший, а действительно - замечательный
человек.
|
|
|
|