д.,
- болтовня их, прежде внушавшая мне искренное презрение, которое я,
особенно в отношении Любочки и Катеньки, не старался скрывать, не вывела
меня из моего нового, добродетельного расположения духа. Я был
необыкновенно кроток; улыбаясь, слушал их особенно ласково, почтительно
просил передать мне квасу и согласился с St. - Jerome'ом, поправившим меня
в фразе, которую я сказал за обедом, говоря, что красивее говорить je
рuis[*], чем je рeux. Должен, однако, сознаться, что мне было несколько
неприятно то, что никто не обратил особенного внимания на мою кротость и
добродетель. Любочка показала мне после обеда бумажку, на которой она
записала все свои грехи; я нашел, что это очень хорошо, но что еще лучше в
душе своей записать все свои грехи, и что "все это не то".
[* я могу (фр.).]
- Отчего же не то? - спросила Любочка.
- Ну, да и это хорошо; ты меня не поймешь, - и я пошел к себе на верх,
сказав St. - Jerome'у, что иду заниматься, но, собственно, с тем, чтобы до
исповеди, до которой оставалось часа полтора, написать себе на всю жизнь
расписание своих обязанностей и занятий, изложить на бумаге цель своей
жизни и правила, по которым всегда уже, не отступая, действовать.
Глава V. ПРАВИЛА
Я достал лист бумаги и прежде всего хотел приняться за расписание
обязанностей и занятий на следующий год. Надо было разлиневать бумагу. Но
так как линейки у меня не нашлось, я употребил для этого латинский
лексикон. Кроме того, что, проведя пером вдоль лексикона и потом отодвинув
его, оказалось, что вместо черты я сделал по бумаге продолговатую лужу
чернил, - лексикон не хватал на всю бумагу, и черта загнулась по его
мягкому углу. Я взял другую бумагу и, передвигая лексикон, разлиневал
кое-как. Разделив свои обязанности на три рода: на обязанности к самому
себе, к ближним и к богу, я начал писать первые, но их оказалось так много
и столько родов и подразделений, что надо было прежде написать "Правила
жизни", а потом уже приняться за расписание. Я взял шесть листов бумаги,
сшил тетрадь и написал сверху: "Правила жизни". Эти два слова были
написаны так криво и неровно, что я долго думал: не переписать ли? и долго
мучился, глядя на разорванное расписание и это уродливое заглавие. Зачем
все так прекрасно, ясно у меня в душе и так безобразно выходит на бумаге и
вообще в жизни, когда я хочу применять к ней что-нибудь из того, что
думаю?..
- Духовник приехали, пожалуйте вниз правила слушать, - пришел доложить
Николай.
Я спрятал тетрадь в стол, посмотрел в зеркало, причесал волосы кверху,
что, по моему убеждению, давало мне задумчивый вид, и сошел в диванную,
где уже стоял накрытый стол с образом и горевшими восковыми свечами. Папа
в одно время со мною вошел из другой двери. Духовник, седой монах с
строгим старческим лицом, благословил папа. Папа поцеловал его небольшую
широкую сухую руку; я - сделал то же.
- Позовите Вольдемара, - сказал папа.
|
|
|
|
