Теперь она мечтала уже выйти замуж не за гусара, а за певца
или музыканта и с этой целью усердно занималась музыкой. St. - Jerome,
который, зная, что остается у нас в доме только до окончания моих
экзаменов, приискал себе место у какого-то графа, с тех пор как-то
презрительно смотрел на наших домашних. Он редко бывал дома, стал курить
папиросы, которые были тогда большим щегольством, и беспрестанно свистал
через карточку какие-то веселенькие мотивы. Мими становилась с каждым днем
все огорченнее и огорченнее и, казалось, с тех пор, как мы все начинали
вырастать большими, ни от кого и ни от чего не ожидала ничего хорошего.
Когда я пришел обедать, я застал в столовой только Мими, Катеньку,
Любочку и St. - Jerome'а; папа не был дома, а Володя готовился к экзамену
с товарищами в своей комнате и потребовал обед к себе. Вообще это
последнее время большей частью первое место за столом занимала Мими,
которую мы никто не уважали, и обед много потерял своей прелести. Обед уже
не был, как при maman или бабушке, каким-то обрядом, соединяющим в
известный час все семейство и разделяющим день на две половины. Мы
позволяли себе опаздывать, приходить ко второму блюду, пить вино в
стаканах (чему подавал пример сам St. - Jerome), разваливаться на стуле,
вставать не дообедав и тому подобные вольности. С тех пор обед перестал
быть, как прежде, ежедневным семейным радостным торжеством. То ли дело,
бывало, в Петровском, когда в два часа все, умытые, одетые к обеду, сидят
в гостиной и, весело разговаривая, ждут условленного часа. Именно в то
самое время, как хрипят часы в официантской, чтоб бить два, с салфеткой на
руке, с достойным и несколько строгим лицом, тихими шагами входит Фока.
"Кушанье готово!" - провозглашает он громким, протяжным голосом, и все с
веселыми, довольными лицами, старшие впереди, младшие сзади, шумя
крахмаленными юбками и поскрипывая сапогами и башмаками, идут в столовую
и, негромко переговариваясь, рассаживаются на известные места. Или то ли
дело, бывало, в Москве, когда все, тихо переговариваясь, стоят перед
накрытым столом в зале, дожидаясь бабушки, которой Гаврило уже прошел
доложить, что кушанье поставлено, - вдруг отворяется дверь, слышен шорох
платья, шарканье ног, и бабушка, в чепце с каким-нибудь необыкновенным
лиловым бантом, бочком, улыбаясь или мрачно косясь (смотря по состоянию
здоровья), выплывает из своей комнаты. Гаврило бросается к ее креслу,
стулья шумят, и, чувствуя, как по спине пробегает какой-то холод -
предвестник аппетита, берешься за сыроватую крахмаленную салфетку,
съедаешь корочку хлеба и с нетерпеливой и радостной жадностью, потирая под
столом руки, поглядываешь на дымящие тарелки супа, которые по чинам, годам
и вниманию бабушки разливает дворецкий.
Теперь я уже не испытывал никакой ни радости, ни волнения, приходя к
обеду.
Болтовня Мими, St. - Jerome'а и девочек о том, какие ужасные сапоги
носит русский учитель, как у княжон Корнаковых платья с воланами и т.
|
|
|
|
