Я вставал, пересаживался с места на
место и смело говорил со всеми, исключая Вареньки, с которой мне казалось
еще неприлично, почему-то запрещено было говорить для первого разу.
Во время чтения, слушая ее приятный, звучный голос, я, поглядывая то на
нее, то на песчаную дорожку цветника, на которой образовывались круглые
темнеющие пятна дождя, и на липы, по листьям которых продолжали шлепать
редкие капли дождя из бледного, просвечивающего синевой края тучи, которым
захватило нас, то снова на нее, то на последние багряные лучи заходившего
солнца, освежающего мокрые от дождя, густые старые березы, и снова на
Вареньку, - я подумал, что она вовсе не дурна, как мне показалась сначала.
"А жалко, что я уже влюблен, - подумал я, - и что Варенька не Сонечка;
как бы хорошо было вдруг сделаться членом этого семейства: вдруг бы у меня
сделалась и мать, и тетка, и жена". В то же самое время, как я думал это,
я пристально глядел на читавшую Вареньку и думал, что я ее магнетизирую и
что она должна взглянуть на меня. Варенька подняла голову от книги,
взглянула на меня и, встретившись с моими глазами, отвернулась.
- Однако дождик не перестает, - сказала она.
И вдруг я испытал странное чувство: мне вспомнилось, что именно все,
что было теперь со мною, - повторение того, что было уже со мною один раз:
что и тогда точно так же шел маленький дождик, и заходило солнце за
березами, и я смотрел на нее, и она читала, и я магнетизировал ее, и она
оглянулась, и даже я вспомнил, что это еще раз прежде было.
"Неужели она... она? - подумал я. - Неужели начинается?" Но я скоро
рещил, что она не она и что еще не начинается. "Во-первых, она нехороша, -
подумал я, - да и она просто барышня, и с ней я познакомился самым
обыкновенным манером, а та будет необыкновенная, с той я встречусь
где-нибудь в необыкновенном месте; и потом мне так нравится это семейство
только потому, что еще я не видел ничего, - рассудил я, - а такие, верно,
всегда бывают, и их еще очень много я встречу в жизни".
Глава XXVI. Я ПОКАЗЫВАЮСЬ С САМОЙ ВЫГОДНОЙ СТОРОНЫ
Во время чая чтение прекратилось и дамы занялись разговором между собой
о лицах и обстоятельствах мне незнакомых, как мне казалось, только для
того, чтобы, несмотря на ласковый прием, все-таки дать мне почувствовать
ту разницу, которая по годам и положению в свете была между мною и ими. В
разговорах же общих, в которых я мог принимать участие, искупая свое
предшествовавшее молчание, я старался выказать свой необыкновенный ум и
оригинальность, к чему особенно я считал себя обязанным своим мундиром.
Когда зашел разговор о дачах, я вдруг рассказал, что у князя Ивана Иваныча
есть такая дача около Москвы, что на нее приезжали смотреть из Лондона и
из Парижа, что там есть решетка, которая стоит триста восемьдесят тысяч, и
что князь Иван Иваныч мне очень близкий родственник, и я нынче у него
обедал, и он звал меня непременно приехать к нему на эту дачу жить с ним
целое лето, но что я отказался, потому что знаю хорошо эту дачу, несколько
раз бывал на ней, и что все эти решетки и мосты для меня незанимательны,
потому что я терпеть не могу роскоши, особенно в деревне, а люблю чтоб в
деревне уж было совсем как в деревне...
|
|
|
|
