Я заметил его наружность еще на лавках. Он был
недурен собою, разговорчив; и меня особенно поразили в нем странные рыжие
волоса, которые он отпустил себе на горле, и еще более странная привычка,
которую он имел, - беспрестанно расстегивать жилет и чесать себе грудь под
рубашкой.
Три профессора сидели за тем столом, к которому я подошел вместе с
Икониным; ни один из них не ответил на наш поклон. Молодой профессор
пасовал билеты, как колоду карт, другой профессор, с звездой на фраке,
смотрел на гимназиста, говорившего что-то очень скоро про Карла Великого,
к каждому слову прибавляя "наконец", и третий, старичок в очках, опустив
голову, посмотрел на нас через очки и указал на билеты. Я чувствовал, что
взгляд его был совокупно обращен на меня и Иконина и что в нас не
понравилось ему что-то (может быть, рыжие волосы Иконина), потому что он
сделал, глядя опять-таки на обоих нас вместе, нетерпеливый жест головой,
чтоб мы скорее брали билеты. Мне было досадно и оскорбительно, во-первых,
то, что никто не ответил на наш поклон, а во-вторых, то, что меня, видимо,
соединяли с Икониным в одно понятие экзаменующихся и уже предубеждены
против меня за рыжие волосы Иконина. Я взял билет без робости и готовился
отвечать; но профессор указал глазами на Иконина. Я прочел свой билет: он
был мне знаком, и я, спокойно ожидая своей очереди, наблюдал то, что
происходило передо мной. Иконин нисколько не оробел и даже слишком смело,
как-то всем боком двинулся, чтоб взять билет, встряхнул волосами и бойко
прочел то, что было написано на билете. Он открыл было рот, как мне
казалось, чтобы начать отвечать, как вдруг профессор со звездой, с
похвалой отпустив гимназиста, посмотрел на него. Иконин как будто что-то
вспомнил и остановился. Общее молчание продолжалось минуты две.
- Ну, - сказал профессор в очках.
Иконин открыл рот и снова замолчал.
- Ведь не вы одни; извольте отвечать или нет? - сказал молодой
профессор, но Иконин даже не взглянул на него. Он пристально смотрел в
билет и не произнес ни одного слова. Профессор в очках смотрел на него и
сквозь очки, и через очки, и без очков, потому что успел в это время снять
их, тщательно протереть стекла и снова надеть. Иконин не произнес ни
одного слова. Вдруг улыбка блеснула на его лице, он встряхнул волосами,
опять всем боком развернувшись к столу, положил билет, взглянул на всех
профессоров поочередно, потом на меня, повернулся и бодрым шагом,
размахивая руками, вернулся к лавкам. Профессора переглянулись между
собой.
- Хорош голубчик! - сказал молодой профессор, - своекоштный!
Я подвинулся ближе к столу, но профессора продолжали почти шепотом
говорить между собой, как будто никто из них и не подозревал моего
присутствия. Я был тогда твердо убежден, что всех трех профессоров
чрезвычайно занимал вопрос о том, выдержу ли я экзамен и хорошо ли я его
выдержу, но что они так только, для важности, притворялись, что это им
совершенно все равно и что они будто бы меня не замечают.
|
|
|
|
