- А все-таки молодчина был, - сказал он. - Дай я его поцелую.
- Да, правда, лихая была голова, - сказал один из офицеров.
Когда все осмотрели голову, ее отдали опять казаку. Казак положил
голову в мешок, стараясь опустить на пол так, чтобы она как можно слабее
стукнула.
- А что ж ты, Каменев, приговариваешь что, когда показываешь? - говорил
один офицер.
- Нет, дай я его поцелую. Он мне шашку подарил, - кричал Иван
Матвеевич.
Бутлер вышел на крыльцо. Марья Дмитриевна сидела на второй ступеньке.
Она оглянулась на Бутлера и тотчас же сердито отвернулась.
- Что вы, Марья Дмитриевна? - спросил Бутлер.
- Все вы живорезы. Терпеть не могу. Живорезы, право, - сказала она,
вставая.
- То же со всеми может быть, - сказал Бутлер, не зная, что говорить. -
На то война.
- Война! - вскрикнула Марья Дмитриевна. - Какая война? Живорезы, вот и
все. Мертвое тело земле предать надо, а они зубоскалят. Живорезы, право, -
повторила она и сошла с крыльца и ушла в дом через задний ход.
Бутлер вернулся в гостиную и попросил Каменева рассказать подробно, как
было все дело. И Каменев рассказал. Дело было вот как.
XXV
Хаджи-Мурату было разрешено кататься верхом вблизи города и непременно
с конвоем казаков. Казаков всех в Нухе была полусотня, из которой разобраны
были по начальству человек десять, остальных же, если их посылать, как было
приказано, по десять человек, приходилось бы наряжать через день. И потому в
первый день послали десять казаков, а потом решили посылать по пять человек,
прося Хаджи-Мурата не брать с собой всех своих нукеров, но 25 апреля
Хаджи-Мурат выехал на прогулку со всеми пятью. В то время как Хаджи-Мурат
садился на лошадь, воинский начальник заметил, что все пять нукеров
собирались ехать с Хаджи-Муратом, и сказал ему, что ему не позволяется брать
с собой всех, но Хаджи-Мурат как будто не слыхал, тронул лошадь, и воинский
начальник не стал настаивать. С казаками был урядник, георгиевский кавалер,
в скобку остриженный, молодой, кровь с молоком, здоровый русый малый,
Назаров. Он был старший в бедной старообрядческой семье, выросший без отца и
кормивший старую мать с тремя дочерьми и двумя братьями.
- Смотри, Назаров, не пускай далеко! - крикнул воинский начальник.
- Слушаю, ваше благородие, - ответил Назаров и, поднимаясь на
стременах, тронул рысью, придерживая за плечом винтовку, своего доброго,
крупного, рыжего, горбоносого мерина. Четыре казака ехали за ним:
Ферапонтов, длинный, худой, первый вор и добытчик, - тот самый, который
продал порох Гамзале; Игнатов, Отслуживающий срок, немолодой человек,
здоровый мужик, хваставшийся своей силой; Мишкин, слабосильный малолеток,
над которым все смеялись, и Петраков, молодой, белокурый, единственный сын у
матери, всегда ласковый и веселый.
С утра был туман, но к завтраку погода разгулялась, и солнце блестело и
на только что распустившейся листве, и на молодой девственной траве, и на
всходах хлебов, и на ряби быстрой реки, видневшейся налево от дороги.
|
|
|
|
