Одевшись, он потребовал от денщика "лекарства". И денщик, зная, что
лекарством называлась водка, подал ему.
- Нет хуже смеси, - проворчал он, выпивая водку и закусывая черным
хлебом. - Вот вчера выпил чихиря, и болит голова. Ну, теперь готов, -
закончил он и пошел в гостиную, куда Бутлер уже провел Хаджи-Мурата и
сопутствующего ему офицера.
Офицер, провожавший Хаджи-Мурата, передал Ивану Матвеевичу приказание
начальника левого фланга принять Хаджи-Мурата и, дозволяя ему иметь
сообщение с горцами через лазутчиков, отнюдь не выпускать его из крепости
иначе как с конвоем казаков.
Прочтя бумагу, Иван Матвеевич поглядел пристально на Хаджи-Мурата и
опять стал вникать в бумагу. Несколько раз переведя таким образом глаза с
бумаги на гостя, он остановил, наконец, свои глаза на Хаджи-Мурате и сказал:
- Якши, бек-якши. Пускай живет. Так и скажи ему, что мне приказано не
выпускать его. А что приказано то свято. А поместим его - как думаешь,
Бутлер? - поместим в канцелярии?
Бутлер не успел ответить, как Марья Дмитриевна, пришедшая из кухни и
стоявшая в дверях, обратилась к Ивану Матвеевичу:
- Зачем в канцелярию? Поместите здесь. Кунацкую отдадим да кладовую. По
крайней мере на глазах будет, - сказала она и, взглянув на Хаджи-Мурата и
встретившись с ним глазами, поспешно отвернулась.
- Что же, я думаю, что Марья Дмитриевна права, - сказал Бутлер.
- Ну, ну, ступай, бабам тут нечего делать, - хмурясь, сказал Иван
Матвеевич.
Во все время разговора Хаджи-Мурат сидел, заложив руку за рукоять
кинжала, и чуть-чуть презрительно улыбался. Он сказал, что ему все равно,
где жить. Одно, что ему нужно и что разрешено ему сардарем, это то, чтобы
иметь сношения с горцами, и потому он желает, чтобы их допускали к нему.
Иван Матвеевич сказал, что это будет сделано, и попросил Бутлера занять
гостей, пока принесут им закусить и приготовят комнаты, сам же он пойдет в
канцелярию написать нужные бумаги и сделать нужные распоряжения.
Отношение Хаджи-Мурата к его новым знакомым сейчас же очень ясно
определилось. К Ивану Матвеевичу Хаджи-Мурат с первого знакомства с ним
почувствовал отвращение и презрение и всегда высокомерно обращался с ним.
Марья Дмитриевна, которая готовила и приносила ему пищу, особенно нравилась
ему. Ему нравилась и ее простота, и особенная красота чуждой ему народности,
и бессознательно передававшееся ему ее влечение к нему. Он старался не
смотреть на нее, не говорить с нею, но глаза его невольно обращались к ней и
следили за ее движениями.
С Бутлером же он тотчас же, с первого знакомства, дружески сошелся и
много я охотно говорил с ним, расспрашивая его про его жизнь и рассказывая
ему про свою и сообщая о тех известиях, которые приносили ему лазутчики о
положении его семьи, и даже советуясь с ним о том, что ему делать.
Известия, передаваемые ему лазутчиками, были нехороши. В продолжение
четырех дней, которые он провел в крепости, они два раза приходили к нему, и
оба раза известия были дурные.
|
|
|
|
