Было бы в высшей
степени неосторожно вполне доверять ему; но если бы мы хотели отнять у него
средства для бегства, то мы должны были бы запереть его; а это, по моему
мнению, было бы и несправедливо и неполитично. Такая мера, известие о
которой скоро распространилось бы по всему Дагестану, очень повредила бы нам
там, отнимая охоту у всех тех (а их много), которые готовы идти более или
менее открыто против Шамиля и которые так интересуются положением у нас
самого храброго и предприимчивого помощника имама, увидевшего себя
принужденным отдаться в наши руки. Раз что мы поступили бы с Хаджи-Муратом,
как с пленным, весь благоприятный эффект его измены Шамилю пропал бы для
нас.
Поэтому я думаю, что не мог поступить иначе, как поступил, чувствуя,
однако, что можно будет обвинить меня в большой ошибке, если бы вздумалось
Хаджи-Мурату уйти снова. В службе и в таких запутанных делах трудно, чтобы
не сказать невозможно, идти по одной прямой дороге, не рискуя ошибиться и не
принимая на себя ответственности; но раз что дорога кажется прямою, надо
идти по ней, - будь что будет.
Прошу вас, любезный князь, повергнуть это на рассмотрение его
величеству государю императору, и я буду счастлив, если августейший наш
повелитель соизволит одобрить мой поступок. Все, что я вам писал выше, я
также написал генералам Завадовскому и Козловскому, для непосредственных
сношений Козловского с Хаджи-Муратом, которого я предупредил о том, что он
без одобрения последнего ничего сделать и никуда выехать не может. Я ему
объявил, что для нас еще лучше, если он будет выезжать с нашим конвоем, а то
Шамиль станет разглашать, что мы держим Хаджи-Мурата взаперти; но при этом я
взял с него обещание, что он никогда не поедет в Воздвиженское, так как мой
сын, которому он сперва сдался и которого считает своим кунаком (приятелем),
не начальник этого места, и могли бы произойти недоразумения. Впрочем,
Воздвиженское слишком близко от многочисленного враждебного нам населения,
между тем как для сношений, которые он желает иметь со своими поверенными,
Грозная удобна во всех отношениях.
Кроме двадцати избранных казаков, которые, по его же просьбе, ни на шаг
не отстанут от него, я послал ротмистра Лорис-Меликова, достойного,
отличного и очень умного офицера, говорящего по-татарски, знающего хорошо
Хаджи-Мурата, который, кажется, тоже вполне доверяет ему. Десять дней,
которые Хаджи-Мурат провел здесь, он, впрочем, жил в одном доме с
подполковником князем Тархановым, начальником Шушинского уезда, находящимся
здесь по делам службы; это истинно достойный человек, и я ему вполне
доверяю. Он также заслужил доверие Хаджи-Мурата, и через него одного, так
как он отлично говорит по-татарски, мы рассуждали о самых деликатных и
секретных делах.
Я советовался с Тархановым насчет Хаджи-Мурата, и он совершенно
согласился со мной в том, что или следовало поступить, как я поступил, или
заключить Хаджи-Мурата в тюрьму и сторожить его со всеми возможными строгими
мерами, - потому что уже раз обращаться с ним худо, его не легко стеречь, -
или же удалить его совсем из страны.
|
|
|
|
