- Бжезовский.
- Поляк?
- Польского происхождения и католик, - отвечал Чернышев.
Николай нахмурился.
Он сделал много зла полякам. Для объяснения этого зла ему надо было
быть уверенным, что все поляки негодяи. И Николай считал их таковыми и
ненавидел их в мере того зла, которое он сделал им.
- Подожди немного, - сказал он и, закрыв глаза, опустил голову.
Чернышев знал, слышав это не раз от Николая, что, когда ему нужно
решить какой-либо важный вопрос, ему нужно было только сосредоточиться на
несколько мгновений, и что тогда на него находило наитие, и решение
составлялось само собою самое верное, как бы какой-то внутренний голос
говорил ему, что нужно сделать. Он думал теперь о том, как бы полнее
удовлетворить тому чувству злобы к полякам, которое в нем расшевелилось
историей этого студента, и внутренний голос подсказал ему следующее решение.
Он взял доклад и на поле его написал своим крупным почерком: {"Заслуживает
смертной казни. Но, слава богу, смертной казни у нас нет. И не мне вводить
ее. Провести 12 раз скрозь тысячу человек. Николай", }- подписал он с своим
неестественным, огромным росчерком.
Николай знал, что двенадцать тысяч шпицрутенов была не только верная,
мучительная смерть, но излишняя жестокость, так как достаточно было пяти
тысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека. Но ему приятно было быть
неумолимо жестоким и приятно было думать, что у нас нет смертной казни.
Написав свою резолюцию о студенте, он подвинул ее Чернышеву.
- Вот, - сказал он. - Прочти. Чернышев прочел и, в знак почтительного
удивления мудрости решения, наклонил голову.
- Да вывести всех студентов на плац, чтобы они присутствовали при
наказании, - прибавил Николай.
"Им полезно будет. Я выведу этот революционный дух, вырву с корнета", -
подумал он.
- Слушаю, - сказал Чернышев и, помолчав несколько и оправив свой хохол,
возвратился к кавказскому докладу.
- Так как прикажете написать Михаилу Семеновичу?
- Твердо держаться моей системы разорения жилищ, уничтожения
продовольствия в Чечне и тревожить их набегами, - сказал Николай.
- О Хаджи-Мурате что прикажете? - спросил Чернышев.
- Да ведь Воронцов пишет, что хочет употребить его на Кавказе.
- Не рискованно ли это? - сказал Чернышев, избегая взгляда Николая. -
Михаил Семенович, боюсь, слишком доверчив.
- А ты что думал бы? - резко переспросил Николай, подметив намерение
Чернышева выставить в дурном свете распоряжение Воронцова.
- Да я думал бы, безопаснее отправить его в Россию.
- Ты думал, - насмешливо сказал Николай. - А я не думаю и согласен с
Воронцовым. Так и напиши ему.
- Слушаю, - сказал Чернышев и, встав, стал откланиваться.
Откланялся и Долгорукий, который во все время доклада сказал только
несколько слов о перемещении войск на вопросы Николая.
После Чернышева был принят приехавший откланяться генерал-губернатор
Западного края, Бибиков.
|
|
|
|
