XIX
Семья Хаджи-Мурата вскоре после того, как он вышел к русским, была
привезена в аул Ведено и содержалась там под стражею, ожидая решения Шамиля.
Женщины - старуха Патимат и две жены Хаджи-Мурата - и их пятеро малых детей
жили под караулом в сакле сотенного Ибрагима Рашида, сын же Хаджи-Мурата,
восемнадцатилетний юноша Юсуф, сидел в темнице, то есть в глубокой, более
сажени, яме, вместе с четырьмя преступниками, ожидавшими, так же как и он,
решения своей участи.
Решение не выходило, потому что Шамиль был в отъезде. Он был в походе
против русских.
6 января 1852 года Шамиль возвращался домой в Ведено после сражения с
русскими, в котором, по мнению русских, был разбит и бежал в Ведено; по его
же мнению и мнению всех мюридов, одержал победу и прогнал русских. В
сражении этом, что бывало очень редко, он сам выстрелил из винтовки и,
выхватя шашку, пустил было свою лошадь прямо на русских, но сопутствующие
ему мюриды удержали его. Два из них тут же подле Шамиля были убиты.
Был полдень, когда Шамиль, окруженный партией мюридов, джигитовавших
вокруг него, стрелявших из винтовок и пистолетов и не переставая поющих "Ля
илляха иль алла", подъехал к своему месту пребывания.
Весь народ большого аула Ведено стоял на улице и на крышах, встречая
своего повелителя, и в знак торжества также стрелял из ружей и пистолетов.
Шамиль ехал на арабском белом коне, весело попрашивавшем поводья при
приближении к дому. Убранство коня было самое простое, без украшений золота
и серебра: тонко выделанная, с дорожкой посередине, красная ременная
уздечка, металлические, стаканчиками, стремена и красный чепрак, видневшийся
из-под седла. На имаме была покрытая коричневым сукном шуба с видневшимся
около шеи и рукавов черным мехом, стянутая на тонком и длинном стане черным
ремнем с кинжалом. На голове была надета высокая с плоским верхом папаха с
черной кистью, обвитая белой чалмой, от которой конец спускался за шею.
Ступни ног были в зеленых чувяках, и икры обтянуты черными ноговицами,
обшитыми простым шнурком.
Вообще на имаме не было ничего блестящего, золотого или серебряного, и
высокая, прямая, могучая фигура его, в одежде без украшений, окруженная
мюридами с золотыми и серебряными украшениями на одежде и оружии,
производила то самое впечатление величия, которое он желал и умел
производить в народе. Бледное, окаймленное подстриженной рыжей бородой лицо
его с постоянно сощуренными маленькими глазами было, как каменное,
совершенно неподвижно. Проезжая по аулу, он чувствовал на себе тысячи
устремленных глаз, но его глаза не смотрели ни на кого. Жены Хаджи-Мурата с
детьми тоже вместе со всеми обитателями сакли вышли на галерею смотреть
въезд имама. Одна старуха Патимат - мать Хаджи-Мурата, не вышла, а осталась
сидеть, как она сидела, с растрепанными седеющими волосами, на полу сакли,
охватив длинными руками свои худые колени, и, мигая своими жгучими черными
глазами, смотрела на догорающие ветки в камине.
|
|
|
|
