Он завел себе
бешмет, черкеску, ноговицы, и ему казалось, что он сам горец и что живет
такою же, как и эти люди, жизнью.
В день отъезда Хаджи-Мурата Иван Матвеевич собрал несколько офицеров,
чтобы проводить его. Офицеры сидели кто у чайного стола, где Марья
Дмитриевна разливала чай, кто у другого стола - с водкой, чи-хирем и
закуской, когда Хаджи-Мурат, одетый подорожному и в оружии, быстрыми мягкими
шагами вошел, хромая, в комнату.
Все встали и по очереди за руку поздоровались с ним. Иван Матвеевич
пригласил его на тахту, но он, поблагодарив, сел на стул у окна. Молчание,
воцарившееся при его входе, очевидно, нисколько не смущало его. Он
внимательно оглядел все лица и остановил равнодушный взгляд на столе с
самоваром и закусками. Бойкий офицер Петроковский, в первый раз видевший
Хаджи-Мурата, через переводчика спросил его, понравился ли ему Тифлис.
- Айя, - сказал он.
- Он говорит, что да, - отвечал переводчик.
- Что же понравилось ему? Хаджи-Мурат что-то ответил.
- Больше всего ему понравился театр.
- Ну, а на бале у главнокомандующего понравилось ему?
Хаджи-Мурат нахмурился.
- У каждого народа свои обычаи. У нас женщины так не одеваются, -
сказал он, взглянув на Марью Дмитриевну.
- Что же ему не понравилось?
- У нас пословица есть, - сказал он переводчику, - угостила собака
ишака мясом, а ишак собаку сеном, - оба голодные остались. - Он улыбнулся. -
Всякому народу свой обычай хорош.
Разговор дальше не пошел. Офицеры кто стал пить чай, кто закусывать.
Хаджи-Мурат взял предложенный стакан чаю и поставил его перед собой.
- Что ж? Сливок? Булку? - сказала Марья Дмитриевна, подавая ему.
Хаджи-Мурат наклонил голову.
- Так что ж, прощай! - сказал Бутлер, трогая его по колену. - Когда
увидимся?
- Прощай! прощай, - улыбаясь, по-русски сказал Хаджи-Мурат. - Кунак
булур. Крепко кунак твоя. Время - айда пошел, - сказал он, тряхнув головой
как бы тому направлению, куда надо ехать.
В дверях комнаты показался Элдар с чем-то большим белым через плечо и с
шашкой в руке. Хаджи-Мурат поманил его, и Элдар подошел своими большими
шагами к Хаджи-Мурату и подал ему белую бурку и шашку. Хаджи-Мурат встал,
взял бурку и, перекинув ее через руку, подал Марье Дмитриевне, что-то сказав
переводчику. Переводчик сказал:
- Он говорит: ты похвалила бурку, возьми.
- Зачем это? - сказала Марья Дмитриевна, покраснев.
- Так надо. Адат так, - сказал Хаджи-Мурат.
- Ну, благодарю, - сказала Марья Дмитриевна, взяв бурку. - Дай бог вам
сына выручить. Улан якши, - прибавила она. - Переведите ему, что желаю ему
семью выручить.
Хаджи-Мурат взглянул на Марью Дмитриевну и одобрительно кивнул головой.
Потом он взял из рук Элдара шашку и подал Ивану Матвеевичу. Иван Матвеевич
взял шашку и сказал переводчику:
- Скажи ему, чтобы мерина моего бурого взял, больше нечем отдарить.
Хаджи-Мурат помахал рукой перед лицом, показывая этим, что ему ничего
не нужно и что он не возьмет, а потом, показав на горы и на свое сердце,
пошел к выходу.
|
|
|
|