Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и
голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а
испуганными глазами смотрели на старших.
Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из
него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.
Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали
свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое
испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была
не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение,
гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание
истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было
таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Перед жителями стоял выбор: оставаться на местах и восстановить с
страшными усилиями все с такими трудами заведенное и так легко и
бессмысленно уничтоженное, ожидая всякую минуту повторения того же, или,
противно религиозному закону и чувству отвращения и презрения к русским,
покориться им.
Старики помолились и единогласно решили послать к Шамилю послов, прося
его о помощи, и тотчас же принялись за восстановление нарушенного.
XVIII
На третей день после набега Бутлер вышел уже не рано утром с заднего
крыльца на улицу, намереваясь пройтись и подышать воздухом до утреннего чая,
который он пил обыкновенно вместе с Петровым. Солнце уже вышло из-за гор, и
больно было смотреть на освещенные им белые мазанки правой стороны улицы, но
зато, как всегда, весело и успокоительно было смотреть налево, на
удаляющиеся и возвышающиеся, покрытые лесом черные горы и на видневшуюся
из-за ущелья матовую цепь снеговых гор, как всегда старавшихся притвориться
облаками.
Бутлер смотрел на эти горы, дышал во все легкие и радовался тому, что
он живет, и живет именно он, и на этом прекрасном свете. Радовался он
немножко и тому, что он так хорошо вчера вел себя в деле и при наступлении и
в особенности при отступлении, когда дело было довольно жаркое, радовался и
воспоминанию о том, как вчера, по возвращении их из похода, Маша, или Марья
Дмитриевна, сожительница Петрова, угощала их и была особенно проста и мила
со всеми, но в особенности, как ему казалось, была к нему ласкова. Марья
Дмитриевна, с ее толстой косой, широкими плечами, высокой грудью и сияющей
улыбкой покрытого веснушками доброго лица, невольно влекла Бутлера, как
сильного, молодого холостого человека, и ему казалось даже, что она желает
его. Но он считал, что это было бы дурно по отношению доброго, простодушного
товарища, и держался с Марьей Дмитриевной самого простого, почтительного
обращения, и радовался на себя за это. Сейчас он думал об этом.
Мысли его развлек услышанный им перед собой частый топот многих
лошадиных копыт по пыльной дороге, точно скакало несколько человек.
|
|
|
|
