В те времена на Кавказе каждая рота заведовала сама через своих
выборных всем хозяйством. Она получала деньги от казны по шесть рублей
пятьдесят копеек на человека и сама себя продовольствовала: сажала капусту,
косила сено, держала свои повозки, щеголяла сытыми ротными лошадьми. Деньги
же ротные находились в ящике, ключи от которого были у ротного командира, и
случалось часто, что ротный командир брал взаймы из ротного ящика. Так было
и теперь, и про это-то и говорили солдаты. Мрачный солдат Никитин хотел
потребовать отчет от ротного, а Панов и Авдеев считали, что этого не нужно
было.
После Панова покурил и Никитин и, подстелив под себя шинель, сел,
прислонясь к дереву. Солдаты затихли. Только слышно было, как ветер шевелил
высоко над головами макушки дерев. Вдруг из-за этого неперестающего тихого
шелеста послышался вой, визг, плач, хохот шакалов.
- Вишь, проклятые, как заливаются, - сказал Авдеев.
- Это они с тебя смеются, что у тебя рожа набок, - сказал тонкий
хохлацкий голос четвертого солдата.
Опять все затихло, только ветер шевелил сучья дерев, то открывая, то
закрывая звезды.
- А что, Антоныч, - вдруг спросил веселый Авдеев Панова, - бывает тебе
когда скучно?
- Какая же скука? - неохотно отвечал Панов.
- А мне другой раз так-то скучно, так скучно, что, кажись, и сам не
знаю, что бы над собою сделал.
- Вишь ты! - сказал Панов.
- Я тогда деньги-то пропил, ведь это все от скуки. Накатило, накатило
на меня. Думаю: дай пьян нарежусь."
- А бывает, с вина еще хуже.
- И это было. Да куда денешься?
- Да с чего ж скучаешь-то?
- Я-то? Да по дому скучаю.
- Что ж - богато жили?
- Не то что богачи, а жили справно. Хорошо жили.
И Авдеев стал рассказывать то, что он уже много раз рассказывал тому же
Панову.
- Ведь я охотой за брата пошел, - рассказывал Авдеев. - У него ребята
сам-пят! А меня только женили. Матушка просить стала. Думаю: что мне! Авось
попомнят мое добро. Сходил к барину. Барин у нас хороший, говорит: "Молодец!
ступай". Так и пошел за брата.
- Что ж, это хорошо, - сказал Панов.
- А вот веришь ли, Антоныч, теперь скучаю. И больше с того и скучаю,
что зачем, мол, за брата пошел. Он, мол, теперь царствует, а ты вот
мучаешься. И что больше думаю, то хуже. Такой грех, видно.
Авдеев помолчал.
- Аль покурим опять? - спросил Авдеев.
- Ну что ж, налаживай!
Но курить солдатам не пришлось. Только что Авдеев встал и хотел
налаживать опять трубку, как из-за шелеста ветра послышались шаги по дороге.
Панов взял ружье и толкнул ногой Никитина. Никитин встал на ноги и поднял
шинель. Поднялся и третий - Бондаренко.
- А я, братцы, какой сон видел...
Авдеев шикнул на Бондаренку, и солдаты замерли, прислушиваясь. Мягкие
шаги людей, обутых не в сапоги, приближались. Все явственнее и явственнее
слышалось в темноте хрустение листьев и сухих веток. Потом послышался говор
на том особенном, гортанном языке, которым говорят чеченцы.
|
|
|
|
