Передал? -
спросил он, глядя на Хаджи-Мурата. - До тех же пор, пока получу милостивое
решение моего повелителя, скажи ему, что я беру на себя принять его и
сделать ему пребывание у нас приятным.
Хаджи-Мурат еще раз прижал руки к середине ГРУДИ и что-то оживленно
заговорил.
Он говорил, как передал переводчик, что и прежде, когда он управлял
Аварией, в 39-м году, он верно служил русским и никогда не изменил бы им,
если бы не враг его, Ахмет-Хан, который хотел погубить его и оклеветал перед
генералом Клюгенау.
- Знаю, знаю, - сказал Воронцов (хотя он если и знал, то давно забыл
все это). - Знаю, - сказал он, садясь и указывая Хаджи-Мурату на тахту,
стоявшую у стены. Но Хаджи-Мурат не сел, пожав сильными плечами в знак того,
что он не решается сидеть в присутствии такого важного человека.
- И Ахмет-Хан и Шамиль, оба - враги мои, - продолжал он, обращаясь к
переводчику. - Скажи князю: Ахмет-Хан умер, я не мог отомстить ему, но
Шамиль еще жив, и я не умру, не отплатив ему, - сказал он, нахмурив брови и
крепко сжав челюсти.
- Да, да, - спокойно проговорил Воронцов. - Как же он хочет отплатить
Шамилю? - сказал он переводчику. - Да скажи ему, что он может сесть.
Хаджи-Мурат опять отказался сесть и на переданный ему вопрос отвечал,
что он затем и вышел к русским, чтобы помочь им уничтожить Шамиля.
- Хорошо, хорошо, - сказал Воронцов. - Что же именно он хочет делать?
Садись, садись...
Хаджи-Мурат сел и сказал, что если только его пошлют на лезгинскую
линию и дадут ему войско, то он ручается, что поднимет весь Дагестан, и
Шамилю нельзя будет держаться.
- Это хорошо. Это можно, - сказал Воронцов. - Я подумаю.
Переводчик передал Хаджи-Мурату слова Воронцова. Хаджи-Мурат задумался.
- Скажи сардарю, - сказал он еще; - что моя семья в руках моего врага;
и до тех пор, пока семья моя в горах, я связан и не могу служить. Он убьет
мою жену, убьет мать, убьет детей, если я прямо пойду против него. Пусть
только князь выручит мою семью, выменяет ее на пленных, и тогда я или умру,
или уничтожу Шамиля.
- Хорошо, хорошо, - сказал Воронцов. - Подумаем об этом. Теперь же
пусть он идет к начальнику штаба и подробно изложит ему свое положение, свои
намерения и желания.
Тем кончилось первое свидание Хаджи-Мурата с Воронцовым.
В тот же день, вечером, в новом, в восточном вкусе отделанном театре
шла итальянская опера. Воронцов был в своей ложе, и в партере появилась
заметная фигура хромого Хаджи-Мурата в чалме. Он вошел с приставленным к
нему адъютантом Воронцова Лорис-Меликовым и поместился в первом ряду. С
восточным, мусульманским достоинством, не только без выражения удивления, но
с видом равнодушия, просидев первый акт, Хаджи-Мурат встал и, спокойно
оглядывая зрителей, вышел, обращая на себя внимание всех зрителей.
На другой день был понедельник, обычный вечеру Воронцовых. В большой,
ярко освещенной зале играла скрытая в зимнем саду музыка.
|
|
|
|
