- Что, брат, плохо? - сказал он.
Авдеев закрыл глаза и отрицательно покачал головой. Скуластое лицо его
было бледно и строго. Он ничего не ответил и только опять повторил,
обращаясь к Панову:
- Свечку дай. Помирать буду.
Ему дали свечу в руку, но пальцы не сгибались, и ее вложили между
пальцев и придерживали. Полторацкий ушел, и пять минут после его ухода
фельдшер приложил ухо к сердцу Авдеева и сказал, что он кончился.
Смерть Авдеева в реляции, которая была послана в Тифлис, описывалась
следующим образом: "23 ноября две роты Куринского полка выступили из
крепости для рубки леса. В середине дня значительное скопище горцев внезапно
атаковало рубщиков. Цепь начала отступать, и в это время вторая рота ударила
в штыки и опрокинула горцев. В деле легко ранены два рядовых и убит один.
Горцы же потеряли около ста человек убитыми и ранеными".
VIII
В тот самый день, когда Петруха Авдеев кончался в Воздвиженском
госпитале, его старик отец, жена брата, за которого он пошел в солдаты, и
дочь старшего брата, девка-невеста, молотили овес на морозном току. Накануне
выпал глубокий снег, и к утру сильно заморозило. Старик проснулся еще с
третьими петухами и, увидав в замерзшем окне яркий свет месяца, слез с печи,
обулся, надел шубу, шапку и пошел на гумно. Проработав там часа два, старик
вернулся в избу и разбудил сына и баб. Когда бабы и девка пришли на гумно,
ток был расчищен, деревянная лопата стояла воткнутой в белый сыпучий снег и
рядом с нею метла прутьями вверх, и овсяные снопы были разостланы в два
ряда, волоть с волотью, длинной веревкой по чистому току. Разобрали цепы и
стали молотить, равномерно ладя тремя ударами. Старик крепко бил тяжелым
цепом, разбивая солому, девка ровным ударом била сверху, сноха отворачивала.
Месяц зашел, и начинало светать; и уже кончали веревку, когда старший
сын, Аким, в полушубке и шапке вышел к работающим.
- Ты чего лодырничаешь? - крикнул на него отец, останавливаясь молотить
и опираясь на цеп.
- Лошадей убрать надо же.
- Лошадей убрать, - передразнил отец. - Старуха уберет. Бери цеп.
Больно жирен стал. Пьяница!
- Ты, что ли, меня поил? - пробурчал сын.
- Чаго? - нахмурившись и пропуская удар, грозно спросил старик.
Сын молча взял цеп, и работа пошла в четыре цепа: трап, та-па-тап,
трап, та-па-тап... Трап! - ударял после трех раз тяжелый цеп старика.
- Загривок-то, глянь, как у барина доброго. Вот у меня так портки не
держатся, - проговорил старик, пропуская свой удар и только, чтобы не
потерять такту, переворачивая в воздухе цепинкой.
Веревку кончили, и бабы граблями стали снимать солому.
- Дурак Петруха, что за тебя пошел. Из тебя бы в солдатах дурь-то
повыбили бы, а он-то дома пятерых таких, как ты, стоил.
- Ну, будет, батюшка, - сказала сноха, откидывая разбитые свясла.
- Да, корми вас сам-шест, а работы и от одного нету. Петруха, бывало,
за двоих один работает, не то что...
|
|
|
|