- Прошу, - сказал он Воронцову, отворяя дверь в кабинет и пропуская в
нее князя вперед себя.
--------------------
1 Вот случай. Подари ему часы (франц.).
2 - Ты сделала бы гораздо лучше, если бы осталась; это мое дело, а не
твое.
- Ты не можешь препятствовать мне навестить генеральшу (франц.).
Войдя в кабинет, он остановился перед князем и, не прося его сесть,
сказал:
- Я здесь воинский начальник, и потому все переговоры с неприятелем
должны быть ведены через меня. Почему вы не донесли мне о выходе
Хаджи-Мурата?
- Ко мне пришел лазутчик и объявил желание Хаджи-Мурата отдаться мне, -
отвечал Воронцов, бледнея от волнения, ожидая грубой выходки разгневанного
генерала и вместе с тем заражаясь его гневом.
- Я спрашиваю, почему не донесли мне?
- Я намеревался сделать это, барон, но...
- Я вам не барон, а ваше превосходительство. И тут вдруг прорвалось
долго сдерживаемое раздражение барона. Он высказал все, что давно накипело у
него в душе.
- Я не затем двадцать семь лет служу своему государю, чтобы люди, со
вчерашнего дня начавшие служить, пользуясь своими родственными связями, у
меня под носом распоряжались тем, что их не касается.
- Ваше превосходительство! Я прошу вас не говорить того, что
несправедливо, - перебил его Воронцов.
- Я говорю правду и не позволю... - еще раздражительнее заговорил
генерал.
В это время, шурша юбками, вошла Марья Васильевна и за ней невысокая
скромная дама, жена Меллера-Закомельского.
- Ну, полноте, барон, Simon не хотел вам сделать неприятности, -
заговорила Марья Васильевна.
- Я, княгиня, не про то говорю...
- Ну, знаете, лучше оставим это. Знаете: худой спор лучше доброй ссоры.
Что я говорю... - Она засмеялась.
И сердитый генерал покорился обворожительной улыбке красавицы. Под
усами его мелькнула улыбка.
- Я признаю, что я был неправ, - сказал Воронцов, - но...
- Ну, и я погорячился, - сказал Меллер и подал руку князю.
Мир был установлен, и решено было на время оставить Хаджи-Мурата у
Меллера, а потом отослать к начальнику левого фланга.
Хаджи-Мурат сидел рядом в комнате и, хотя не понимал того, что
говорили, понял то, что ему нужно было понять: что они спорили о нем, и что
его выход от Шамиля есть дело огромной важности для русских, и что поэтому,
если только его не сошлют и не убьют, ему много можно будет требовать от
них. Кроме того, понял он и то, что Меллер-Закомельский, хотя и начальник,
не имеет того значения, которое имеет Воронцов, его подчиненный, и что важен
Воронцов, а не важен Меллер-Закомельский; и поэтому, когда
Меллер-Закомельский позвал к себе Хаджи-Мурата и стал расспрашивать его,
Хаджи-Мурат держал себя гордо и торжественно, говоря, что вышел из гор,
чтобы служить белому царю, и что он обо всем даст отчет только его сардарю,
то есть главнокомандующему, князю Воронцову, в Тифлисе.
|
|
|
|
