Когда брат Натальи Савишны явился для получения наследства
и всего имущества покойной оказалось на двадцать пять рублей
ассигнациями, он не хотел верить этому и говорил, что не может
быть, чтобы старуха, которая шестьдесят лет жила в богатом
доме, все на руках имела, весь свой век жила скупо и над
всякой тряпкой тряслась, чтобы она ничего не оставила. Но это
действительно было так.
Наталья Савишна два месяца страдала от своей болезни и
переносила страдания с истинно христианским терпением: не
ворчала, не жаловалась, а только, по своей привычке,
беспрестанно поминала бога. За час перед смертью она с тихою
радостью исповедалась, причастилась и соборовалась маслом.
У всех домашних она просила прощенья за обиды, которые
могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василья,
передать всем нам, что не знает, как благодарить нас за наши
милости, и просит нас простить ее, если по глупости своей
огорчила кого-нибудь, "но воровкой никогда не была и могу
сказать, что барской ниткой не поживилась". Это было одно
качество, которое она ценила в себе.
Надев приготовленный капот и чепчик и облокотившись на
подушки, она до самого конца не переставала разговаривать с
священником, вспомнила, что ничего не оставила бедным, достала
десять рублей и просила его раздать их в приходе; потом
перекрестилась легла и в последний раз вздохнула, с радостной
улыбкой, произнося имя божие.
Она оставляла жизнь без сожаления, не боялась смерти и
приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко
действительно бывает! Наталья Савишна могла не бояться смерти,
потому что она умирала с непоколебимою верою и исполнив закон
Евангелия. Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная любовь и
самоотвержение.
Что ж! ежели ее верования могли бы быть возвышеннее, ее
жизнь направлена к более высокой цели, разве эта чистая душа
от этого меньше достойна любви и удивления?
Она совершила лучшее и величайшее дело в этой жизни -
умерла без сожаления и страха.
Ее похоронили, по ее желанию, недалеко от часовни, которая
стоит на могиле матушки. Заросший крапивой и репейником
бугорок, под которым она лежит, огорожен черною решеткою, и я
никогда не забываю из часовни подойти к этой решетке и
положить земной поклон.
Иногда я молча останавливаюсь между часовней и черной
решеткой. В душе моей вдруг пробуждаются тяжелые воспоминания.
Мне приходит мысль: неужели провидение для того только
соединило меня с этими двумя существами, чтобы вечно заставить
сожалеть о них?..
|
|
|
|
