Глава XXIII. ПОСЛЕ МАЗУРКИ
За ужином молодой человек, танцевавший в первой паре, сел
за наш, детский, стол и обращал на меня особенное внимание,
что немало польстило бы моему самолюбию, если бы я мог, после
случившегося со мной несчастия, чувствовать что-нибудь. Но
молодой человек, как кажется, хотел во что бы то ни стало
развеселить меня: он заигрывал со мной, называл меня молодцом
и. как только никто из больших не смотрел на нас, подливал мне
в рюмку вина из разных бутылок и непременно заставлял
выпивать. К концу ужина, когда дворецкий налил мне только
четверть бокальчика шампанского из завернутой в салфетку
бутылки и когда молодой человек настоял на том, чтобы он налил
мне полный, и заставил меня его выпить залпом, я почувствовал
приятную теплоту по всему телу, особенную приязнь к моему
веселому покровителю и чему-то очень расхохотался.
Вдруг раздались из залы звуки гросфатера, и стали вставать
из-за стола. Дружба наша с молодым человеком тотчас же и
кончилась: он ушел к большим, а я, не смея следовать за ним,
подошел, с любопытством, прислушиваться к тому, что говорила
Валахина с дочерью.
- Еще полчасика, - убедительно говорила Сонечка.
- Право, нельзя, мой ангел.
- Ну для меня, пожалуйста, - говорила она, ласкаясь.
- Ну разве тебе весело будет, если я завтра буду больна? -
сказала г-жа Валахина и имела неосторожность улыбнуться.
- А, позволила! останемся? - заговорила Сонечка, прыгая от
радости.
- Что с тобой делать? Иди же, танцуй... вот тебе и кавалер,
- сказала она, указывая на меня.
Сонечка подала мне руку, и мы побежали в залу. Выпитое
вино, присутствие и веселость Сонечки заставили меня
совершенно забыть несчастное приключение мазурки. Я выделывал
ногами самые забавные штуки: то, подражая лошади, бежал
маленькой рысцой, гордо поднимая ноги, то топал ими на месте,
как баран, который сердится на собаку, при этом хохотал от
души и нисколько не заботился о том, какое впечатление
произвожу на зрителей. Сонечка тоже не переставала смеяться:
она смеялась тому, что мы кружились, взявшись рука за руку,
хохотала, глядя на какого-то старого барина, который, медленно
поднимая ноги, перешагнул через платок, показывая вид, что ему
было очень трудно это сделать, и помирала со смеху, когда я
вспрыгивал чуть не до потолка, чтобы показать свою ловкость.
Проходя через бабушкин кабинет, я взглянул на себя в
зеркало: лицо было в поту, волосы растрепаны, вихры торчали
больше чем когда-нибудь; но общее выражение лица было такое
веселое, доброе и здоровое, что я сам себе понравился.
"Если бы я был всегда такой, как теперь, - подумал я, - я
бы еще мог понравиться".
Но когда я опять взглянул на прекрасное личико моей дамы, в
нем было, кроме того выражение веселости, здоровья и
беззаботности, которое понравилось мне в моем, столько изящной
и нежной красоты, что мне сделалось досадно на самого себя: я
понял, как глупо мне надеяться обратить на себя внимание
такого чудесного создания.
|
|
|
|