"Да, это правда, - подумал я. - Иленька больше ничего, как
плакса, а вот Сережа - так это молодец... что это за
молодец!.."
Я не сообразил того, что бедняжка плакал, верно, не столько
от физической боли, сколько от той мысли, что пять мальчиков,
которые, может быть, нравились ему, без всякой причины, все
согласились ненавидеть и гнать его.
Я решительно не могу объяснить себе жестокости своего
поступка. Как я не подошел к нему, не защитил и не утешил его?
Куда девалось чувство сострадания, заставлявшее меня, бывало,
плакать навзрыд при виде выброшенного из гнезда галчонка или
щенка, которого несут, чтобы кинуть за забор, или курицы,
которую несет поваренок для супа?
Неужели это прекрасное чувство было заглушено во мне
любовью к Сереже и желанием казаться перед ним таким же
молодцом, как и он сам? Незавидные же были эти любовь и
желание казаться молодцом! Они произвели единственные темные
пятна на страницах моих детских воспоминаний.
Глава XX. СОБИРАЮТСЯ ГОСТИ
Судя по особенной хлопотливости, заметной в буфете, по
яркому освещению, придававшему какой-то новый, праздничный вид
всем уже мне давно знакомым предметам в гостиной и зале, и в
особенности судя по тому, что недаром же прислал князь Иван
Иваныч свою музыку, ожидалось немалое количество гостей к
вечеру.
При шуме каждого мимо ехавшего экипажа я подбегал к окну,
приставлял ладони к вискам и стеклу и с нетерпеливым
любопытством смотрел на улицу. Из мрака, который сперва
скрывал все предметы в окне, показывались понемногу: напротив
- давно знакомая лавочка, с фонарем, наискось - большой дом с
двумя внизу освещенными окнами, посредине улицы - какой-нибудь
ванька с двумя седоками или пустая коляска, шагом
возвращающаяся домой; но вот к крыльцу подъехала карета, и я,
в полной уверенности, что это Ивины, которые обещались
приехать рано, бегу встречать их в переднюю. Вместо Ивиных за
ливрейной рукой, отворившей дверь, показались две особы
женского пола: одна - большая, в синем салопе с собольим
воротником, другая - маленькая, вся закутанная в зеленую шаль,
из-под которой виднелись только маленькие ножки в меховых
ботинках. Не обращая на мое присутствие в передней никакого
внимания, хотя я счел долгом при появлении этих особ
поклониться им, маленькая молча подошла к большой и
остановилась перед нею. Большая размотала платок, закрывавший
всю голову маленькой, расстегнула на ней салоп, и когда
ливрейный лакей получил эти вещи под сохранение и снял с нее
меховые ботинки, из закутанной особы вышла чудесная
двенадцатилетняя девочка в коротеньком открытом кисейном
платьице, белых панталончиках и крошечных черных башмачках. На
беленькой шейке была черная бархатная ленточка; головка вся
была в темно-русых кудрях, которые спереди так хорошо шли к ее
прекрасному личику, а сзади - к голым плечикам, что никому,
даже самому Карлу Иванычу, я не поверил бы, что они вьются так
оттого, что с утра были завернуты в кусочки "Московских
ведомостей" и что их прижигали горячими железными щипцами.
|
|
|
|
