- Ах, мой батюшка, - сказала она, кинув на меня взгляд
самого нежного сострадания, - не то, чтобы ожидать, а я и
теперь подумать-то не могу. Ну уж мне, старухе, давно бы пора
сложить старые кости на покой; а то вот до чего довелось
дожить: старого барина - вашего дедушку, вечная память князя
Николая Михайловича, двух братьев, сестру Аннушку, всех
схоронила, и все моложе меня были, мой батюшка, а вот теперь,
видно, за грехи мои, и ее пришлось пережить. Его святая воля!
Он затем и взял ее, чуть она достойна была, а ему добрых и там
нужно.
Эта простая мысль отрадно поразила меня, и я ближе
придвинулся к Наталье Савишне. Она сложила руки на груди и
взглянула кверху; впалые влажные глаза ее выражали великую, но
спокойную печаль. Она твердо надеялась, что бог ненадолго
разлучил ее с тою, на которой столько лет была сосредоточена
вся сила ее любви.
- Да, мой батюшка, давно ли, кажется, я ее еще нянчила,
пеленала и она меня Нашей называла. Бывало, прибежит ко мне,
обхватит ручонками и начнет целовать и приговаривать:
- Нашик мой, красавчик мой, индюшечка ты моя.
А я, бывало, пошучу - говорю:
- Неправда, матушка, вы меня не любите; вот дай только
вырастете большие, выдете замуж и Нашу свою забудете. - Она,
бывало, задумается. "Нет, говорит, я лучше замуж не пойду,
если нельзя Нашу с собой взять; я Нашу никогда не покину." А
вот покинула же и не дождалась. И любила же она меня,
покойница! Да кого она и не любила, правду сказать! Да,
батюшка, вашу маменьку вам забывать нельзя; это не человек
был, а ангел небесный. Когда ее душа будет в царствии
небесном, она и там будет вас любить и там будет на вас
радоваться.
- Отчего же вы говорите, Наталья Савишна, когда будет в
царствии небесном? - спросил я, - ведь она, я думаю, и теперь
уже там.
- Нет, батюшка, - сказала Наталья Савишна, понизив голос и
усаживаясь ближе ко мне на постели, - теперь ее душа здесь.
И она указывала вверх. Она говорила почти шепотом и с таким
чувством и убеждением, что я невольно поднял глаза кверху,
смотрел на карнизы и искал чего-то.
- Прежде чем душа праведника в рай идет - она еще сорок
мытарств проходит, мой батюшка, сорок дней, и может еще в
своем доме быть...
Долго еще говорила она в том же роде, и говорила с такою
простотою и уверенностью, как будто рассказывала вещи самые
обыкновенные, которые сама видала и насчет которых никому в
голову не могло прийти ни малейшего сомнения. Я слушал ее,
притаив дыхание, и, хотя не понимал хорошенько того, что она
говорила, верил ей совершенно.
- Да, батюшка, теперь она здесь, смотрит на нас, слушает,
может быть, что мы говорим, - заключила Наталья Савишна.
И, опустив голову, замолчала Ей понадобился платок, чтобы
отереть падавшие слезы; она встала, взглянула мне прямо в лицо
и сказала дрожащим от волнения голосом:
- На много ступеней подвинул меня этим к себе господь.
|
|
|
|
