Только я вышла посмотреть, что питье не несут, - прихожу, а уж
она, моя сердечная, все вокруг себя раскидала и все манит к
себе вашего папеньку; тот нагнется к ней, а уж сил, видно,
недостает сказать, что хотелось: только откроет губки и опять
начнет охать: "Боже мой! Господи! Детей! детей!" Я хотела было
за вами бежать, да Иван Васильевич остановил, говорит: "Это
хуже встревожит ее, лучше не надо". После уж только поднимет
ручку и опять опустит. И что она этим хотела, бог ее знает. Я
так думаю, что это она вас заочно благословляла; да, видно, не
привел ее господь (перед последним концом) взглянуть на своих
деточек. Потом она приподнялась, моя голубушка, сделала вот
так ручки и вдруг заговорила, да таким голосом, что я и
вспомнить не могу. "Матерь, божия, не оставь их!.." Тут уж
боль подступила ей под самое сердце, по глазам видно было, что
ужасно мучилась бедняжка; упала на подушки, ухватилась зубами
за простыню; а слезы-то, мой батюшка, так и текут.
- Ну, а потом? - спросил я. Наталья Савишна не могла больше
говорить: она отвернулась и горько заплакала.
Maman скончалась в ужасных страданиях.
Глава XXVII. ГОРЕ
На другой день, поздно вечером, мне захотелось еще раз
взглянуть на нее; преодолев невольное чувство страха, я тихо
отворил дверь и на цыпочках вошел в залу.
Посредине комнаты, на столе, стоял гроб, вокруг него
нагоревшие свечи в высоких серебряных подсвечниках; в дальнем
углу сидел дьячок и тихим, однообразным голосом читал
псалтырь.
Я остановился у двери и стал смотреть; но глаза мои были
так заплаканы и нервы так расстроены, что я ничего не мог
разобрать; все как-то странно сливалось вместе: свет, парча,
бархат, большие подсвечники, розовая, обшитая кружевами
подушка, венчик, чепчик с лентами и еще что-то прозрачное,
воскового цвета. Я стал на стул, чтобы рассмотреть ее лицо; но
на том месте, где оно находилось, мне опять представился тот
же бледно-желтоватый прозрачный предмет. Я не мог верить,
чтобы это было ее лицо. Я стал вглядываться в него пристальнее
и мало-помалу стал узнавать в нем знакомые, милые черты. Я
вздрогнул от ужаса, когда убедился, что это была она; но
отчего закрытые глаза так впали? отчего эта страшная бледность
и на одной щеке черноватое пятно под прозрачной кожей? отчего
выражение всего лица так строго и холодно? отчего губы так
бледны и склад их так прекрасен, так величествен и выражает
такое неземное спокойствие, что холодная дрожь пробегает по
моей спине и волосам, когда я вглядываюсь в него?..
Я смотрел и чувствовал, что какая-то непонятная,
непреодолимая сила притягивает мои глаза к этому безжизненному
лицу. Я не спускал с него глаз, а воображение рисовало мне
картины, цветущие жизнью и счастьем. Я забывал, что мертвое
тело, которое лежало предо мною и на которое я бессмысленно
смотрел, как на предмет, не имеющий ничего общего с моими
воспоминаниями, была она.
|
|
|
|
