Чудесный старик этот Иван
Васильевич! Когда у меня был жар и бред, он целую ночь, не
смыкая глаз, просидел около моей постели, теперь же, так как
знает, что я пишу, сидит с девочками в диванной, и мне слышно
из спальни, как он им рассказывает немецкие сказки и как они,
слушая его, помирают со смеху.
La belle Flamande *), как ты называешь ее, гостит у меня
уже вторую неделю, потому что мать ее уехала куда-то в гости,
и своими попечениями доказывает самую искреннюю привязанность.
Она поверяет мне все свои сердечные тайны. С ее прекрасным
лицом, добрым сердцем и молодостью из нее могла бы выйти во
всех отношениях прекрасная девушка, если б она была в хороших
руках; но в том обществе, в котором она живет, судя по ее
рассказам, она совершенно погибнет. Мне приходило в голову,
что, если бы у меня не было так много своих детей, я бы
хорошее дело сделала, взяв ее.
------------------
*) Красавица фламандка (фр.).
Любочка сама хотела писать тебе, но изорвала уже третий
лист бумаги и говорит: "Я знаю, какой папа насмешник: если
сделать хоть одну ошибочку, он всем покажет". Катенька все так
же мила. Мими так же Добра и скучна
Теперь поговорим о серьезном: ты мне пишешь, что дела твои
идут нехорошо эту зиму и что тебе необходимо будет взять
хабаровские деньги. Мне даже странно, что ты спрашиваешь на
это моего согласия. Разве то, что принадлежит мне, не
принадлежит столько же я тебе?
Ты так добр, милый друг, что из страха огорчить меня
скрываешь настоящее положение своих дел; но я догадываюсь:
верно, ты проиграл очень много, и нисколько, божусь тебе, не
огорчаюсь этим; поэтому, если только дело это можно поправить,
пожалуйста, много не думай о нем и не мучь себя напрасно. Я
привыкла не только не рассчитывать для детей на твой выигрыш,
но, извини меня, даже и на все твое состояние. Меня так же
мало радует твой выигрыш, как огорчает проигрыш; меня огорчает
только твоя несчастная страсть к игре, которая отнимает у меня
часть твоей нежной привязанности и заставляет говорить тебе
такие горькие истины, как теперь, а богу известно, как мне это
больно! Я не перестаю молить его об одном, чтобы он избавил
нас... не от бедности (что бедность?), а от того ужасного
положения, когда интересы детей, которые я должна буду
защищать, придут в столкновение с нашими. До сих пор господь
исполнял мою молитву: ты не переходил одной черты, после
которой мы должны будем или жертвовать состоянием, которое
принадлежит уже не нам, а нашим детям, или... и подумать
страшно, а ужасное несчастие это всегда угрожает нам. Да. это
тяжкий крест, который послал нам обоим господь!
Ты пишешь мне еще о детях и возвращаешься к нашему
давнишнему спору: просишь меня согласиться на то, чтобы отдать
их в учебное заведение. Ты знаешь мое предубеждение против
такого воспитания...
Не знаю, милый друг, согласишься ли ты со мною; но во
всяком случае умоляю тебя, из любви ко мне, дать мне обещание,
что, покуда я жива и после моей смерти, если богу угодно будет
разлучить нас, этого никогда не будет.
|
|
|
|