В высокой густой ржи виднелись кой-где на выжатой
полосе согнутая спина жницы, взмах колосьев, когда она
перекладывала их между пальцев, женщина в тени, нагнувшаяся
над люлькой, и разбросанные снопы по усеянному васильками
жнивью. В другой стороне мужики в одних рубахах, стоя на
телегах, накладывали копны и пылили по сухому, раскаленному
полю. Староста, в сапогах и армяке внакидку, с бирками в руке,
издалека заметив папа, снял свою поярковую шляпу, утирал рыжую
голову и бороду полотенцем и покрикивал на баб. Рыженькая
лошадка, на которой ехал папа, шла легкой, игривой ходой,
изредка опуская голову к груди, вытягивая поводья и смахивая
густым хвостом оводов и мух, которые жадно лепились на нее.
Две борзые собаки, напряженно загнув хвост серпом и высоко
поднимая ноги, грациозно перепрыгивали по высокому жнивью, за
ногами лошади; Милка бежала впереди и, загнув голову, ожидала
прикормки. Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист
перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями
вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота,
тысячи различных цветов и теней, которые разливало палящее
солнце по светло-желтому жнивью, синей дали леса и
бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились в
воздухе или ложились по жнивью, - все это я видел, слышал и
чувствовал.
Подъехав к Калиновому лесу, мы нашли линейку уже там и,
сверх всякого ожидания, еще телегу в одну лошадь, на середине
которой сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка
с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и
коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай на чистом
воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили
шумную радость, потому что пить чай в лесу на траве и вообще
на таком месте, на котором никто и никогда не пивал чаю,
считалось большим наслаждением.
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал
от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить
(впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а
делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки,
сел на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками.
Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили
свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже
маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в
разные стороны.
- Есть ли у тебя платок? - спросил папа. Я вынул из кармана
и показал ему.
- Ну, так возьми на платок эту серую собаку...
- Жирана? - сказал я с видом знатока.
- Да, и беги по дороге. Когда придет полянка, остановись и
смотри: ко мне без зайца не приходить!
Я обмотал платком мохнатую шею Жирана и опрометью бросился
бежать к назначенному месту. Папа смеялся и кричал мне вслед:
- Скорей, скорей, а то опоздаешь.
Жиран беспрестанно останавливался, поднимая уши, и
прислушивался к порсканью охотников. У меня недоставало сил
стащить его с места, и я начинал кричать: "Ату! ату!" Тогда
Жиран рвался так сильно, что я насилу мог удерживать его и не
раз упал, покуда добрался до места.
|
|
|
|
