Но только что мы
трогаемся, ослепительная молния, мгновенно наполняя огненным
светом всю лощину, заставляет лошадей остановиться и, без
малейшего промежутка, сопровождается таким оглушительным
треском грома, что кажется, весь свод небес рушится над нами.
Ветер еще усиливается: гривы и хвосты лошадей, шинель Василья
и края фартука принимают одно направление и отчаянно
развеваются от порывов неистового ветра. На кожаный верх
брички тяжело упала крупная капля дождя... другая, третья,
четвертая, и вдруг как будто кто-то забарабанил над нами, и
вся окрестность огласилась равномерным шумом падающего дождя.
По движениям локтей Василья я замечаю, что он развязывает
кошелек; нищий, продолжая креститься и кланяться, бежит подле
самых колес, так что, того и гляди, раздавят его. "Подай
Христа ра-ди". Наконец медный грош летит мимо нас, и жалкое
созданье, в обтянувшем его худые члены, промокшем до нитки
рубище, качаясь от ветра, в недоумении останавливается посреди
дороги и исчезает из моих глаз.
Косой дождь, гонимый сильным ветром, лил как из ведра; с
фризовой спины Василья текли потоки в лужу мутной воды,
образовавшуюся на фартуке. Сначала сбитая катышками пыль
превратилась в жидкую грязь, которую месили колеса, толчки
стали меньше, и по глинистым колеям потекли мутные ручьи.
Молния светила шире и бледнее, и раскаты грома уже были не так
поразительны за равномерным шумом дождя.
Но вот дождь становится мельче; туча начинает разделяться
на волнистые облака, светлеть в том месте, в котором должно
быть солнце, и сквозь серовато-белые края тучи чуть виднеется
клочок ясной лазури. Через минуту робкий луч солнца уже
блестит в лужах дороги, на полосах падающего, как сквозь сито,
мелкого прямого дождя и на обмытой, блестящей зелени дорожной
травы. Черная туча так же грозно застилает противоположную
сторону небосклона, но я уже не боюсь ее. Я испытываю
невыразимо отрадное чувство надежды в жизни, быстро заменяющее
во мне тяжелое чувство страха. Душа моя улыбается так же, как
и освеженная, повеселевшая природа. Василий откидывает
воротник шинели, снимает фуражку и отряхивает ее; Володя
откидывает фартук; я высовываюсь из брички и жадно впиваю в
себя освеженный душистый воздух. Блестящий, обмытый кузов
кареты с важами и чемоданами покачивается перед нами, спины
лошадей, шлеи, вожжи, шины колес - все мокро и блестит на
солнце, как покрытое лаком. С одной стороны дороги -
необозримое озимое поле, кое-где перерезанное неглубокими
овражками, блестит мокрой землею и зеленью и расстилается
тенистым ковром до самого горизонта; с другой стороны -
осиновая роща, поросшая ореховым и черемушным подседом, как бы
в избытке счастия стоит, не шелохнется и медленно роняет с
своих обмытых ветвей светлые капли дождя на сухие прошлогодние
листья. Со всех сторон вьются с веселой песнью и быстро падают
хохлатые жаворонки; в мокрых кустах слышно хлопотливое
движение маленьких птичек, и из середины рощи ясно долетают
звуки кукушки.
|
|
|
|
