Когда же я
подошел к креслу бабушки, с намерением поцеловать ее руку, она
отвернулась от меня и спрятала руку под мантилью.
- Да, мой милый, - сказала она после довольно
продолжительного молчания, во время которого она осмотрела
меня с ног до головы таким взглядом, что я не знал, куда
девать свои глаза и руки, - могу сказать, что вы очень цените
мою любовь и составляете для меня истинное утешение. Monsieur
St.-Jerome, который по моей просьбе, - прибавила она,
растягивая каждое слово, - взялся за ваше воспитание, не хочет
теперь оставаться в моем доме. Отчего? От вас, мой милый. Я
надеялась, что вы будете благодарны, - продолжала она,
помолчав немного и тоном, который доказывал, что речь ее была
приготовлена заблаговременно, - за попечения и труды его, что
вы будете уметь ценить его заслуги, а вы, молокосос,
мальчишка, решились поднять на него руку. Очень хорошо!
Прекрасно!! Я тоже начинаю думать, что вы не способны понимать
благородного обращения, что на вас нужны другие, низкие
средства... Проси сейчас прощения, - прибавила она
строго-повелительным тоном, указывая на St.-Jerome'a, -
слышишь?
Я посмотрел по направлению руки бабушки и, увидев сюртюк
St.-Jerome'a, отвернулся и не трогался с места, снова начиная
ощущать замирание сердца.
- Что же? вы не слышите разве, что я вам говорю?
Я дрожал всем телом, но не трогался с места.
- Коко! - сказала бабушка, должно быть заметив внутренние
страдания, которые я испытывал. - Коко, - сказала она уже не
столько повелительным, сколько нежным голосом, - ты ли это?
- Бабушка! я не буду просить у него прощения ни за что... -
сказал я, вдруг останавливаясь, чувствуя, что не в состоянии
буду удержать слез, давивших меня, ежели скажу еще одно слово.
- Я приказываю тебе, я прошу тебя. Что же ты?
- Я... я... не... не хочу... я не могу, - проговорил я, и
сдержанные рыдания, накопившиеся в моей груди, вдруг
опрокинули преграду, удерживавшую их, и разразились отчаянным
потоком.
- C'est ainsi gue vous obeissez a vorte seconde mere, c'est
ainsi que vous reconnaissez ses bontes*), - сказал St.-Jerome
трагическим голосом, - a genoux!
---------
*) Так-то вы повинуетесь своей второй матери, так-то вы
отплачиваете за ее доброту (фр.).
- Боже мой, ежели бы она видела это! - сказала бабушка,
отворачиваясь от меня и отирая показавшиеся слезы. - Ежели бы
она видела... все к лучшему. Да, она не перенесла бы этого
горя, не перенесла бы.
И бабушка плакала все сильней и сильней. Я плакал тоже, но
и не думал просить прощения.
- Tranquillisez-vous au nom du ciel, madame la comtesse 1,
- говорил St.-Jerome.
----------
*) Ради бога, успокойтесь, графиня (фр.).
Но бабушка уже не слушала его, она закрыла лицо руками, и
рыдания ее скоро перешли в икоту и истерику. В комнату с
испуганными лицами вбежали Мими и Гаша, запахло какими-то
спиртами, и по всему дому вдруг поднялись беготня и шептанье.
|
|
|
|
