Я испытывал это чувство к St.-Jerome.
St.-Jerome жил у нас уже полтора года. Обсуживая теперь
хладнокровно этого человека, я нахожу, что он был хороший
француз, но француз в высшей степени. Он был не глуп, довольно
хорошо учен и добросовестно исполнял в отношении нас свою
обязанность, но он имел общие всем его землякам и столь
противоположные русскому характеру отличительные черты
легкомысленного эгоизма, тщеславия, дерзости и невежественной
самоуверенности. Все это мне очень не нравилось. Само собою
разумеется, что бабушка объяснила ему свое мнение насчет
телесного наказания, и он не смел бить нас; но, несмотря на
это, он часто угрожал, в особенности мне, розгами и
выговаривал слово fouetter*) (как-то fouatter) так
отвратительно и с такой интонацией, как будто высечь меня
доставило бы ему величайшее удовольствие.
-------------
*) сечь (фр.).
Я нисколько не боялся боли наказания, никогда не испытывал
ее, но одна мысль, что St.-Jerome может ударить меня,
приводила меня в тяжелое состояние подавленного отчаяния и
злобы.
Случалось, что Карл Иваныч, в минуту досады, лично
расправлялся с нами линейкой или помочами; но я без малейшей
досады вспоминаю об этом. Даже в то время, о котором я говорю
(когда мне было четырнадцать лет), ежели бы Карлу Иванычу
случилось приколотить меня, я хладнокровно перенес бы его
побои. Карла Иваныча я любил, помнил его с тех пор, как самого
себя, и привык считать членом своего семейства; но St.-Jerome
был человек гордый, самодовольный, к которому я ничего не
чувствовал, кроме того невольного уважения, которое внушали
мне все большие. Карл Иваныч был смешной старик-дядька,
которого я любил от души, но ставил все-таки ниже себя в моем
детском понимании общественного положения.
St.-Jerome, напротив, был образованный, красивый молодой
щеголь, старающийся стать наравне со всеми. Карл Иваныч бранил
и наказывал нас всегда хладнокровно, видно было, что он считал
это хотя необходимою, но неприятною обязанностью. St.-Jerome,
напротив, любил драпироваться в роль наставника; видно было,
когда он наказывал нас, что он делал это более для
собственного удовольствия, чем для нашей пользы. Он увлекался
своим величием. Его пышные французские фразы, которые он
говорил с сильными ударениями на последнем слоге, accent
circonflex'aie, были для меня невыразимо противны. Карл
Иваныч, рассердившись, говорил "кукольная комедия, шалунья
мальшик, шампанская мушка". St.-Jerome называл нас mauvais
sujet, vilain garnement *) и т. п. названиями, которые
оскорбляли мое самолюбие.
------------
*) негодяй, мерзавец (фр.).
Карл Иваныч ставил нас на колени лицом в угол, и наказание
состояло в физической боли, происходившей от такого положения;
St.-Jerome, выпрямляя грудь и делая величественный жест рукою,
трагическим голосом кричал: "A genoux, mauvais sujet!",
приказывал становиться на колени лицом к себе и просить
прощения.
|
|
|
|
