- Видно, в другой раз прийти чайку напиться, - сказал
Василий шепотом, - до приятного свидания.
- Ничего, - сказала, подмигивая, Надежа, - я вот пойду
самовар посмотрю.
- Да и сделаю ж я один конец, - продолжал Василий, ближе
подсаживаясь к Маше, как только Надежа вышла из комнаты, -
либо пойду прямо к графине, скажу: "так и так", либо уж...
брошу все, бегу на край света, ей-богу.
- А я как останусь...
- Одну тебя жалею, а то бы уж даа...вно моя головушка на
воле была, ей-богу, ей-богу.
- Что это ты, Вася, мне свои рубашки не принесешь
постирать, - сказала Маша после минутного молчания, - а то,
вишь, какая черная, - прибавила она, взяв его за ворот
рубашки.
В это время внизу послышался колокольчик бабушки, и Гаша
вышла из своей комнаты.
- Ну чего, подлый человек, от нее добиваешься? - сказала
она; толкая в дверь Василья, который торопливо встал, увидав
ее. - Довел девку до евтого, да еще пристаешь, видно, весело
тебе, оголтелый, на ее слезы смотреть. Вон пошел. Чтобы духу
твоего не было. И чего хорошего в нем нашла? - продолжала она,
обращаясь к Маше. - Мало тебя колотил нынче дядя за него? Нет,
все свое: ни за кого не пойду, как за Василья Грускова. Дура!
- Да и не пойду ни за кого, не люблю никого, хоть убей меня
до смерти за него, - проговорила Маша, вдруг разливаясь
слезами.
Долго я смотрел на Машу, которая, лежа на сундуке, утирала
слезы своей косынкой, и, всячески стараясь изменять свой
взгляд на Василья, я хотел найти ту точку зрения, с которой он
мог казаться ей столь привлекательным. Но, несмотря на то, что
я искренно сочувствовал ее печали, я никак не мог постигнуть,
каким образом такое очаровательное создание, каким казалась
Маша в моих глазах, могло любить Василья.
"Когда я буду большой, - рассуждал я сам с собой,
вернувшись к себе на верх, - Петровское достанется мне, и
Василий и Маша будут мои крепостные. Я буду сидеть в кабинете
и курить трубку. Маша с утюгом пройдет в кухню. Я скажу:
"Позовите ко мне Машу". Она придет, и никого не будет в
комнате... Вдруг войдет Василий и, когда увидит Машу, скажет:
"Пропала моя головушка!" - и Маша тоже заплачет; а я скажу:
"Василий! я знаю, что ты любишь ее и она тебя любит, на вот
тебе тысячу рублей, женись на ней, и дай бог тебе счастья", -
а сам уйду в диванную". Между бесчисленным количеством мыслей
и мечтаний, без всякого следа проходящих в уме и воображении,
есть такие, которые оставляют в них глубокую чувствительную
борозду; так что часто, не помня уже сущности мысли, помнишь,
что было что-то хорошее в голове, чувствуешь след мысли и
стараешься снова воспроизвести ее. Такого рода глубокий след
оставила в моей душе мысль о пожертвовании своего чувства в
пользу счастья Маши, которое она могла найти только в
супружестве с Васильем.
Глава XIX. ОТРОЧЕСТВО
Едва ли мне поверят, какие были любимейшие и постояннейшие
предметы моих размышлений во время моего отрочества, - так как
были несообразны с моим возрастом и положением.
|
|
|
|