Глава VII. ДРОБЬ
- Боже мой, порох!.. - воскликнула Мими задыхающимся от
волнения голосом. - Что вы делаете? Вы хотите сжечь дом,
погубить всех нас...
И с неописанным выражением твердости духа Ми-ми приказала
всем посторониться, большими, решительными шагами подошла к
рассыпанной дроби и, презирая опасность, могущую произойти от
неожиданного взрыва, начала топтать ее ногами. Когда, по ее
мнению, опасность уже миновалась, она позвала Михея и
приказала ему выбросить весь этот порох куда-нибудь подальше
или, всего лучше, в воду и, гордо встряхивая чепцом,
направилась к гостиной. "Очень хорошо за ними смотрят, нечего
сказать", - проворчала она.
Когда папа пришел из флигеля и мы вместе с ним пошли к
бабушке, в комнате ее уже сидела Мими около окна и с каким-то
таинственно-официальным выражением грозно смотрела мимо двери.
В руке ее находилось что-то завернутое в несколько бумажек. Я
догадался, что это была дробь и что бабушке уже все известно.
Кроме Мими, в комнате бабушки находились еще горничная
Гаша, которая, как заметно было по ее гневному,
раскрасневшемуся лицу, была сильно расстроена, и доктор
Блюменталь, маленький, рябоватый человечек, который тщетно
старался успокоить Гашу, делая ей глазами и головой
таинственные миротворные знаки.
Сама бабушка сидела несколько боком и раскладывала пасьянс
Путешественник, что всегда означало весьма неблагоприятное
расположение духа.
- Как себя чувствуете нынче, maman? хорошо ли почивали? -
сказал папа, почтительно целуя ее руку.
- Прекрасно, мой милый; вы, кажется, знаете, что я всегда
совершенно здорова, - отвечала бабушка таким тоном, как будто
вопрос папа был самый неуместный и оскорбительный вопрос. -
Что ж, хотите вы мне дать чистый платок? - продолжала она,
обращаясь к Гаше.
- Я вам подала, - отвечала Гаша, указывая на белый, как
снег, батистовый платок, лежавший на ручке кресел.
- Возьмите эту грязную ветошку и дайте мне чистый, моя
милая.
Гаша подошла к шифоньерке, выдвинула ящик и так сильно
хлопнула им, что стекла задрожали в комнате. Бабушка грозно
оглянулась на всех нас и продолжала пристально следить за
всеми движениями горничной. Когда она подала ей, как мне
показалось, тот же самый платок, бабушка сказала:
- Когда же вы мне натрете табак, моя милая?
- Время будет, так натру.
- Что вы говорите?
- Натру нынче.
- Ежели вы не хотите мне служить, моя милая, вы бы так и
сказали: я бы давно вас отпустила.
- И отпустите, не заплачут, - проворчала вполголоса
горничная.
В это время доктор начал было мигать ей; но она так гневно
и решительно посмотрела на него, что он тотчас же потупился и
занялся ключиком своих часов.
- Видите, мой милый, - сказала бабушка, обращаясь к папа,
когда Гаша, продолжая ворчать, вышла из комнаты, - как со мной
говорят в моем доме?
- Позвольте, maman, я сам натру вам табак, - сказал папа,
приведенный, по-видимому, в большое затруднение этим
неожиданным обращением.
|
|
|
|
