Вся окрестность вдруг изменяется и
принимает мрачный характер. Вот задрожала осиновая роща;
листья становятся какого-то бело-мутного цвета, ярко
выдающегося на лиловом фоне тучи, шумят и вертятся; макушки
больших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травы
летят через дорогу. Стрижи и белогрудые ласточки, как будто с
намерением остановить нас, реют вокруг брички и пролетают под
самой грудью лошадей; галки с растрепанными крыльями как-то
боком летают по ветру; края кожаного фартука, которым мы
застегнулись, начинают подниматься, пропускать к нам порывы
влажного ветра и, размахиваясь, биться о кузов брички. Молния
вспыхивает как будто в самой бричке, ослепляет зрение и на
одно мгновение освещает серое сукно, басон и прижавшуюся к
углу фигуру Володи. В ту же секунду над самой головой
раздается величественный гул, который, как будто поднимаясь
все выше и выше, шире и шире, по огромной спиральной линии,
постепенно усиливается и переходит в оглушительный треск,
невольно заставляющий трепетать и сдерживать дыхание. Гнев
божий! Как много поэзии в этой простонародной мысли!
Колеса вертятся скорее и скорее; по спинам Василия и
Филиппа, который нетерпеливо помахивает вожжами, я замечаю,
что и они боятся. Бричка шибко катится под гору и стучит по
дощатому мосту; я боюсь пошевелиться и с минуты на минуту
ожидаю нашей общей погибели.
Тпру! оторвался валек и на мосту, несмотря на беспрерывные
оглушительные удары, мы принуждены остановиться.
Прислонив голову к краю брички, я с захватывающим дыхание
замиранием сердца безнадежно слежу за движениями толстых
черных пальцев Филиппа, который медлительно захлестывает петлю
и выравнивает постромки, толкая пристяжную ладонью и
кнутовищем.
Тревожные чувства тоски и страха увеличивались во мне
вместе с усилением грозы, но когда пришла величественная
минута безмолвия, обыкновенно предшествующая разражению грозы,
чувства эти дошли до такой степени, что, продолжись это
состояние еще четверть часа, я уверен, что умер бы от
волнения. В это самое время из-под моста вдруг появляется, в
одной грязной дырявой рубахе, какое-то человеческое существо с
опухшим бессмысленным лицом, качающейся, ничем не покрытой
обстриженной головой, кривыми безмускульными ногами и с
какой-то красной, глянцевитой культяпкой вместо руки, которую
он сует прямо в бричку.
- Ба-а-шка! убо-го-му Хри-ста ра-ди, - звучит болезненный
голос, и нищий с каждым словом крестится и кланяется в пояс.
Не могу выразить чувства холодного ужаса, охватившего мою
душу в эту минуту. Дрожь пробегала по моим волосам, а глаза с
бессмыслием страха были устремлены на нищего...
Василий, в дороге подающий милостыню, дает наставления
Филиппу насчет укрепления валька и, только когда все уже
готово и Филипп, собирая вожжи, лезет на козлы, начинает
что-то доставать из бокового кармана.
|
|
|
|
