Вот лежанка, на которой стоят утюг, картонная кукла
с разбитым носом, лоханка, рукомойник; вот окно, на котором в
беспорядке валяются кусочек черного воска, моток шелку,
откушенный зеленый огурец и конфетная коробочка, вот и большой
красный стол, на котором, на начатом шитье, лежит кирпич,
обшитый ситцем, и за которым сидит она в моем любимом розовом
холстинковом платье и голубой косынке, особенно привлекающей
мое внимание. Она шьет, изредка останавливаясь, чтобы почесать
иголкой голову или поправить свечку, а я смотрю и думаю:
"Отчего она не родилась барыней, с этими светлыми голубыми
глазами, огромной русой косой и высокой грудью? Как бы ей
пристало сидеть в гостиной, в чепчике с розовыми лентами и в
малиновом шелковом капоте, не в таком, какой у Мими, а какой я
видел на Тверском бульваре. Она бы шила в пяльцах, а я бы в
зеркало смотрел на нее, и, что бы ни захотела, я все бы для
нее делал; подавал бы ей салоп, кушанье сам бы подавал..."
И что за пьяное лицо и отвратительная фигура у этого
Василья в узком сюртуке, надетом сверх грязной розовой рубашки
навыпуск! В каждом его телодвижении, в каждом изгибе его
спины, мне кажется, что я вижу несомненные признаки
отвратительного наказания, постигнувшего его...
- Что, Вася? опять... - сказала Маша, втыкая иголку в
подушку и не поднимая головы навстречу входившему Василью.
- А что ж? разве от него добро будет, - отвечал Василий, -
хоть бы решил одним чем-нибудь; а то пропадаю так ни за что, и
все через него.
- Чай будете пить? - сказала Надежа, другая горничная.
- Благодарю покорно. И ведь за что ненавидит, вор этот,
дядя-то твой, за что? за то, что платье себе настоящее имею,
за форц за мой, за походку мою. Одно слово. Эх-ма! - заключил
Василий, махнув рукой.
- Надо покорным быть, - сказала Маша, скусывая нитку, - а
вы так все...
- Мочи моей не стало, вот что!
В это время в комнате бабушки послышался стук дверью и
ворчливый голос Гаши, приближавшейся по лестнице.
- Поди тут угоди, когда сама не знает, чего хочет...
проклятая жисть, каторжная! Хоть бы одно что, прости, господи,
мое согрешение, - бормотала она, размахивая руками.
- Мое почтение Агафье Михайловне, - сказал Василий,
приподнимаясь ей навстречу.
- Ну вас тут! Не до твоего почтения, - отвечала она, грозно
глядя на него, - и зачем ходишь сюда? разве место к девкам
мужчине ходить...
- Хотел об вашем здоровье узнать - робко сказал Василий.
- Издохну скоро, вот какое мое здоровье, - еще с большим
гневом, во весь рот прокричала Агафья Михайловна.
Василий засмеялся.
- Тут смеяться нечего, а коли говорю, что убирайся, так
марш! Вишь, поганец, тоже жениться хочет, подлец! Ну, марш,
отправляйся!
И Агафья Михайловна, топая ногами, прошла в свою комнату,
так сильно стукнув дверью, что стекла задрожали в окнах.
За перегородкой долго еще слышалось, как, продолжая бранить
все и всех и проклинать свое житье, она швыряла свои вещи и
драла за уши свою любимую кошку; наконец дверь приотворилась,
и в нее вылетела брошенная за хвост, жалобно мяукавшая кошка.
|
|
|
|
