Его мучало теперь не то, что он опять
подчинился этому чувству, что он желает ее, - этого он и думать не хотел, -
а то, что чувство это живо в нем и что надо стоять настороже против него. В
том, что он подавит это чувство, в душе его не было и сомнения.
У него было одно неотвеченное письмо и бумага, которую надо было
составить. Он сел за письменный стол и взялся за работу. Окончив ее и
совсем забыв то, что его встревожило, он вышел, чтобы пройти на конюшню. И
опять как на беду, по несчастной ли случайности, или нарочно, только он
вышел на крыльцо, из-за угла вышла красная панева и красный платок и, махая
руками и не-рекачиваясь, прошла мимо него. Мало того, что прошла, она
пробежала, миновав его, как бы играючи, и догнала товарку.
Опять яркий полдень, крапива, зады Даниловой караулки и в тени кленов
ее улыбающееся лицо, кусающее листья, восстали в его воображении.
"Нет, это невозможно так оставить", - сказал он себе и, подождав того,
чтобы бабы скрылись из виду, пошел в контору. Был самый обед, и он надеялся
застать еще приказчика. Так и случилось. Приказчик только что проснулся. Он
стоял в конторе, потягиваясь, зевал, глядя на скотника, что-то ему
говорившего.
- Василий Николаевич!
- Что прикажете?
- Мне поговорить с вами.
- Что прикажете?
- Да вот кончите.
- Разве не принесешь? - сказал Василий Николаевич скотнику.
- Тяжело, Василий Николаевич.
- Что это? - спросил Евгений.
- Да отелилась в поле корова. Ну ладно, я сейчас велю запрячь лошадь.
Вели Николаю Лысуху запрячь, хоть в дроги.
Скотник ушел.
- Вот видите ли, - краснея и чувствуя это, начал Евгений. - Вот видите
ли, Василий Николаевич. Тут, пока я был холостой, были у меня грехи... Вы,
может быть, слышали...
Василий Николаевич улыбался глазами и, очевидно жалея барина, сказал:
- Это насчет Степашки?
- Ну да. Так вот что. Пожалуйста, пожалуйста, но берите вы ее на
поденную в дом... Вы понимаете, неприятно очень мне...
- Да это, видно, Вапя-конторщик распорядился.
- Так пожалуйста... Ну так как же, рассыпят остальное? - сказал
Евгений, чтобы скрыть свой конфуз.
- Да вот поеду сейчас.
Так и кончилось это. И Евгений успокоился, надеясь, что как он прожил
год, не видав ее, так будет и теперь.
"Кроме того, Василий скажет Ивану-копторщику, Иван скажет ей, и она
поймет, что я не хочу этого", - говорил себе Евгений и радовался тому, что
он взял на себя и сказал Василью, как ни трудно это было ему. "Да все
лучше, все лучше, чем это сомнение, этот стыд". Он содрогался при одном
воспоминании об этом преступлении мыслью.
XII
Нравственное усилие, которое он сделал, чтобы, преодолев стыд, сказать
Васплыо Николаевичу, успокоило Евгения. Ему казалось, что теперь все
копчено. И Лиза тотчас же заметила, что он совсем спокоен и даже радостнее
обыкновенного. "Верно, его огорчала эта пикировка между мамашами.
|
|
|
|
